Судорожно сглотнув, я безмолвно кивнула. Mинерва отпускала мой смертный грех, добровольно разделяя со мной его тяжесть, за что я буду вечно ей благодарна. После этого мы довольно долго молчали, просто сидели и смотрели друг на друга, мучительно сознавая, что прозвучавший несколько минут назад в провонявшей табаком и потом комнатенке выстрел провел невидимую черту между прошлым и будущим и навсегда изменил нашу прежнюю жизнь. Так скатившийся с горы камнепад перекрывает реку, вынуждая ее поменять русло. Так внезапно налетевший шторм относит судно далеко от намеченного курса. Нам еще только предстояло найти свой новый путь, и никто пока не мог сказать, куда он нас заведет.

Неожиданное появление на пороге Томаса и Филлис вывело нас из оцепенения. С первого взгляда оценив обстановку, великан кучер посерел лицом.

— Уходите отсюда, — прошептал он, извлекая пистолет из моих сомкнутых на рукоятке пальцев. — Скорее! Мы обо всем позаботимся.

Он положил свои сильные руки мне на плечи и заглянул в глаза. Лоб его пересекали глубокие борозды, лицо выражало одновременно тревогу и решимость, сомнения и страх, одобрение и осуждение и что-то еще, чего я так и не сумела определить. Филлис закутала Минерву в шаль, взяла нас обеих за руки и увела прочь из залитой кровью комнаты.

— Что они с ним сделают? — спросила Минерва.

— Скормят крокодилам, — ответила Филлис.
– Они не брезгливые, все сожрут, даже такую падаль, как Дьюк. Ни кусочка не оставят. Он просто исчезнет, и никто никогда его больше не увидит.

В болотах между плантацией и берегом моря водилось множество крокодилов, и я часто видела их во время прогулок верхом. Огромные тупорылые твари, наполовину зарывшиеся в грязь и тину и греющиеся в солнечных лучах, поблескивающих на мокрой чешуе. Иногда кто-нибудь из них открывал пасть, демонстрируя ряды внушительных зубов, оскаленных в некоем подобии дьявольской усмешки.

— А его женщина не проболтается? — встревожилась я, опасаясь, что та может донести брату о случившемся.

— Она сильнее всех ненавидела Дьюка, — развеяла мои сомнения Филлис. — Это она привела Томаса, когда увидела тебя с пистолетом, и сейчас помогает ему избавиться от трупа. О ней можно не беспокоиться. У нас сейчас хватает более насущных проблем.

Мы сидели втроем за кухонным столом. Филлис встала, чтобы подбросить дров в очаг. После полуночи нередко холодает, и меня бил озноб — то ли от ночной прохлады, то ли от пережитого потрясения. Минерва принесла мне шаль, привычно предупредив мою невысказанную просьбу, хотя всем было ясно, что наши прежние отношения хозяйки и рабыни близятся к концу. Из нас двоих на ее долю выпало более тяжкое испытание, но оправилась она куда быстрее. Минерва вообще сильнее меня по натуре, и во многих случаях берет на себя роль лидера.

— Мы можем инсценировать ограбление, — предложила я. Не бог весть какой гениальный план, но надо же было хоть что-то придумать до возвращения брата. — Томас передал мне ключи Дьюка. Я открою сейф в конторе, возьму деньги, раскидаю бумаги, и все будет выглядеть так, будто это он их забрал и сбежал в Порт-Ройял.

Минерва одобрительно кивнула, но Филлис со мной не согласилась.

— Он теперь отдыхает в обществе крокодилов, и по этому поводу вам больше незачем беспокоиться, — покачала она головой. — Дьюк — это мелочь по сравнению с тем, что я предвижу для вас впереди. — Время от времени на Филлис «находило», и тогда у нее открывался дар прорицательницы — как порыв ветра, как первый шквал, предвещающий жестокий шторм.

Среди рабов Филлис пользовалась заслуженной репутацией искусной знахарки и умела много такого, что могло показаться невероятным. Эти познания и умение она приобрела еще в детстве. Африканская магия, которую невольники на плантации называли обеа. Не имея другой веры, они придерживались своих прежних языческих убеждений. Я узнала об этом от Минервы, как-то поведавшей мне по секрету, что мать может провидеть будущее в облаках, огне, дыме и даже в ветвях и листве деревьев на фоне неба. Но магия эта только для негров. Белому человеку она очень опасна. Я приняла ее слова к сведению и лишних вопросов задавать не стала.

Перед тем как отправиться к Дьюку выручать Минерву, я обратила внимание на странную перемену, произошедшую с Филлис. Прекратив рыдать, она уставилась остановившимся взглядом на золотисто-красное пламя горящей на столе свечи. Быть может, тогда ее и посетило видение, о котором она только что упомянула?

— И что же ты предвидишь, мама? — насторожилась Минерва.

— Я вяжу бразильца Бартоломе. Человека с черным сердцем. — Она бросила на меня осуждающий взгляд. — Сейчас же сними!

Я автоматически коснулась рукой горла. Рубиновое ожерелье все еще оставалось у меня на шее. Нащупав замочек, я расстегнула его и положила драгоценность на стол.

— Ты должна от него избавиться. Эти камни тоже обеа. В них заключена твоя смерть. Я видела и знаю, когда, где и как это случится. Если ты останешься здесь, он заставит тебя выйти за него замуж. А потом убьет…

— Что же мне делать? Я не могу избежать этого замужества. Во-первых, брат не позволит, во-вторых, Бартоломе пустит по миру всю мою семью, если я отвечу ему отказом. У меня нет выхода.

— А вот тут ты ошибаешься. Слушай меня, и слушай внимательно!

Предложенный Филлис план показался мне дерзким и рискованным, но вполне осуществимым. С жаром обсуждая его, я с восторгом ощущала, как легко становится у меня на душе — пожалуй, впервые за несколько месяцев. Минерва интуитивно почувствовала мое изменившееся настроение и приветствовала эту перемену широкой, открытой улыбкой — такой же, как в те счастливые дни, когда мы бок о бок скакали верхом сквозь лесные заросли и бездумно плескались обнаженными в горных реках и заводях.