Не надо думать, что доктор Каспер, едва взявшись за бутылку, тут же надирался как свинья и падал под лавку, чтобы не выползать из-под неё неделями. Он начинал аккуратненько, с рюмочки ликера, с бутылочки светленького пивка, и лишь к исходу третьего дня достигал долгожданного облика типичной скотины.

В дни перепутья доктор Каспер не мог уместиться в тесных рамках обычного человеческого языка и переходил на какую-то собственную глоссолалию, представляющую собой тирады немецких, английских, португальских и ещё чёрт знает каких слов, нанизанных в неведомом порядке и имеющих примерно то же значение, что и самозабвенная трель соловья. То есть, речь Каспера имела значение, но не имела смысла.

– Оловянный, деревянный, стеклянный! Центро-ментро, о, святая икона, бессамемучо! – восклицал доктор Каспер, раскладывая Аманду на столе.

– Это есть инцест кукл де сеньор Какаяно? – справился он после того, как собранная девушка предстала перед нами во всей своей гламурной наготе.

– Она самая, – ответил я и поймал себя на странном желании – набросить на прелести куклы простынку.

– Отсос-подсос и онанист, один за всех и все за одного, что нихт арбайтен в этот кукла? – спросил Каспер, весело глядя на меня пониз очков (ибо, при своем росте, не мог смотреть иначе).

– А? Ну да, – догадался я. – Насколько я понимаю в компьютерном обеспечении, она накрылась медным тазом. Сгорела от страсти, как древнегреческая гетера Сапфо.

– Хай-фай! Системный блок нихт проявлять признаков жизни, – пробормотал доктор Каспер, хладнокровно отрывая от Аманды одну деталь за другой, так что в считанные минуты моя пэри превратилась в набор каких-то узлов с торчащими в разные стороны разноцветными проводками.

Только голова куклы до поры до времени оставалась неприкосновенной, но вот жестокий доктор добрался и до неё. Подумав несколько секунд, он запустил свой длинный палец в ноздрю девушки, куда-то надавил, и голова тут же разделилась на две равные доли, изнутри начиненные проводами и чипами. Впрочем, вся эта начинка занимала не так уж много места. А большая часть девичьей головы была пуста. Что же в ней так щебетало, так мило резвилось и интриговало? Неужели все то, что говорится о пустоголовости блондинок, жестокая правда? Я отвернулся, а доктор весело тыкал паяльником в её мозги.

Когда работа была в разгаре и её трудно было остановить, а главное – сам доктор Каспер творчески возбудился в достаточной степени, я, как бы невзначай, решился затронуть самый щекотливый для меня вопрос. Рассматривая компьютеры, плейеры, усилители, гитары, кофеварки, часы с кукушкой и прочие неисправные механизмы на стеллажах, я небрежно обронил:

– Если не возражаешь, я повременю с оплатой. Сижу на мели как броненосец «Потемкин».

– Шокин блю. Это есть неважный пустяк, – рассеянно отвечал Каспер. – Вам только надо сейчас побегайт магазейн за цвай бутылкен алкоголь.

– Ты что, бухАешь? – встревожился я.

– Вас ист бухайт? Цвай бутылкен пиво цузаммензетцен, – безмятежно отвечал самородок.

С сильно бьющимся сердцем и пятью бутылками пива в пакете я вернулся из магазина. Со времени моего ухода прошло не более десяти минут, а кукла уже лежала на столе девственно целая и разве что немного смущенная. Доктор Каспер, подпрыгивая на носках при каждом шаге и потирая ладони, в нетерпении прохаживался вокруг своего творения.

– Пробуй! – вымолвил он человеческим языком. – Всех функций восстановить не удалось, но кое-что я сделал. Я сделал все, что в человеческих силах, кто может – пусть сделает больше, как сказал Кай Юлий Цезарь под Полтавой.

– И что же ты… сделал? – улыбнулся я с несмелой надеждой.

– Энеки-бенеки! – доктор Каспер выхватил из своих залежей какой-то пыльный диск и сунул его в раззявленный рот Аманды. Девушка запела сиплым голосом Джо Кокера:

Baby, take off your dress, yes, yes, yes!

– Я сделал из неё ди-ви-ди караоке, – сообщил доктор Каспер, излучая творческое счастье.

Среди всех вариантов моего спасения самым бесполезным казалось обращение к Рошильду, но иного выхода у меня не было.

Настоящая фамилия Рошильда была именно Рошильд, и богат он был если и не совсем как Ротшильд, то почти как Ахав Какаян. Достаточно сказать, что недавно он купил третий «Кадиллак», не отличающийся от двух предыдущих ни моделью, ни цветом, ни годом выпуска, только потому, что он якобы ходил с какой-то особенной мягкостью.

Впрочем, Рошильд не всегда был так богат. После окончания педагогического института он работал тренером по велосипедному спорту с окладом 86 рублей и весь обед его нередко состоял из бутылки кефира с булочкой, на которую я, преуспевающий научный сотрудник, добавлял ему двенадцать копеек. Мы шутили, что Леонида надо занести в книгу рекордов Гиннеса как самого бедного Рошильда планеты. По паспорту Рошильд был украинец. Выдавал он себя за грузина. Но с годами природа взяла свое, и Леонид разбогател.

Степень богатства Рошильда я не берусь оценить даже приблизительно. Возможно, она была сильно завышена его цветистым воображением, в коем он представал неким Гарун-аль-Рашидом. Его творческий путь не был освещен в альманахе местной финансово-промышленной палаты «Вопреки обстоятельствам», которую остряки называли «Справочником прокурора», а Интернет, вместо информации о Рошильде, предлагал прибавить к его фамилии одну букву и читать сколько угодно о династии легендарных еврейских финансистов.