– Эх ты, скарабеева душа,– Арцыбашев сменил туфли на мягкие бархатные тапочки, и прошел мимо него.

В гостиной, на диване, сидела Анна и Альбина Антонова.

– Где ты был?– спокойно спросила теща, все еще удерживая в объятьях дочь.

– В опере,– ответил он.– Но это было в начале вечера. Потом…

– Ты с этой тварью бл…довал?– дрожащим от ярости голосом спросил Прокофий из фойе, не решаясь, почему-то, подняться наверх.

– Это случилось спонтанно,– сказал Арцыбашев.

Анна задрожала, ее всхлипы усилились.

– Как тебе не стыдно?!– с упреком бросила Альбина.

– Я не люблю ее. Слышишь, Анна, я не люблю тебя,– Арцыбашев пошел в кабинет, зажег свет. Зазвенела рюмка – доктор наливал коньяк.

– Я пока снял номер в отеле,– громко заговорил он.– Поживу там недельку. Пока ты, Анна, не остынешь. А ведь я просил приготовиться к серьезному разговору… Ладно, дам еще время.

Снова звякнула посуда, свет выключился. Доктор пошел к спальне:

– Ника дома?

– Она тебя не касается!– крикнула Анна. Женщина рванулась было вперед, но мать удержала ее.– Она тебя не касается!

– Она моя дочь,– напомнил Арцыбашев.– И многое, из того что я делаю, касается ее.

– Подожди…– зашептала ей Альбина.– Он, кажется, спокоен…

– Спокоен, как же…– Прокофий тяжело поднялся в гостиную, сжал кулаки. Но вернуться в конфликт не спешил.

Арцыбашев дошел до детской и тихо отворил дверь.

– Т-с-с-с!– старуха Варвара, нянчившая когда-то его самого, выскочила из боковой спаленки, прижала костлявый палец к своим сушеным губам.

– Спит?– шепотом спросил он.

– Уложила. Она за день такого понаслышалась… Она уже многое понимает, а мне трудно объяснять…

– Я сам объясню, если нужно,– Арцыбашев медленно зашел в детскую, озаренную темно-зеленым светом ночника.

Вероника, его единственная дочь, спит в дальнем углу. Длинные светлые волосы разметались по подушке, по одеялу. Доктор, осторожно усевшись в изголовье, собирает пряди воедино.

– Папа?– сонно спрашивает девочка.– Мама все еще плачет?

– Плачет, милая моя,– говорит он.

– Из-за какой-то балерины?..

– Да…– он отстегивает от жилетки цепочку золотых часов и кладет их рядом с девочкой, на тумбочку.– Возьми. Будешь отмерять время.

– Ты уезжаешь?

– Да, милая моя. Ненадолго.

Ника приподнялась. Серые, как у Арцыбашева, глаза, пытливо смотрят ему в лицо.

– Почему вы постоянно ругаетесь?

Арцыбашев виновато улыбнулся:

– Мы не любим друг друга, вот в чем дело. Но к тебе это не относится, ты же знаешь?

Девочка понимающе кивнула. Доктор быстро поцеловал ее в носик.

– Спи. Когда я приеду, я куплю тебе… Что ты хочешь?

– Куклу… Помнишь, мы видели на витрине?

– Фарфоровую, в синем платье?

– Да.

– Хорошо, будет тебе кукла. Я приеду…– он взял часы и щелкнул крышкой циферблата,– Когда обе стрелки, одновременно, двенадцать раз пересекут эту цифру.

– Это…– девочка задумчиво нахмурилась, пытаясь разгадать.

– Через неделю,– сказал он.– А теперь засыпай.

Арцыбашев вышел из детской, закрыл дверь. Варвара стояла тут же:

– Ну что?..

– Через неделю я приеду, а ты сразу займи Нику.

«Слишком рано ей это слышать, слишком рано»,– подумал он.

– А они?– старуха кивнула в гостиную.

– Смотри, чтобы не настраивали дочь против меня.

Потом Арцыбашев зашел в спальню, погрузил в большой чемодан несколько чистых костюмов и пар белья, пошел в фойе.

– Я приеду через неделю,– напомнил он,– и ваших лиц здесь видеть не желаю.

Это относилось к Прокофию и Альбине.

3

Анна, словно в сонном бреду, жила одними многолетними привычками. В половине десятого – завтрак, потом книги. Но книги она не брала. Она вспомнила, что эти книги ей покупал муж, и становилось противно просто смотреть на них. Ездить в магазины не было ни сил, ни желания. Ее друзья по переписке – из Парижа и Марселя, давно бросили ее (на самом деле, Арцыбашев перехватывал письма и жег), а друзей здесь, в сером и унылом Петербурге у нее не было. Даже дочь отдалилась от нее, усилиями вездесущей, преданной мужу, Варвары. Анна подолгу стояла у двери в детской, слушая, как старая нянька развлекает Нику, и никак не могла заставить себя принять в этом участие. Развода она желала, но боялась, что дочь останется у мужа. Ника, хоть ей всего двенадцать, всеми силами тянулась к отцу.