— Тяжело ему придется в школе, — беззаботно отозвалась Ася.

— Почему вы такие легкомысленные? — огорчился Адам. — Давайте назовем его Адгуром, в честь моего деда.

— Да ты его даже в глаза никогда не видел!

— Буратино! — Ева явно дурачилась, слезы еще не просохли на ее ресницах, но на мордашке сияло солнце.

— Ась, — Адам поставил дочь на пол, чтобы забрать их куртки, — а какой твой вариант?

— Адам, — сказала она без раздумий. — Я хочу Адама.

Он быстро обернулся к ней.

— Адам Адамурович — это немного перебор, тебе так не кажется?

— Какой еще Адамурович? — отшатнулась от него Ася. — С ума сошел?

— Ева А-да-му-ров-на, — по слогам произнесла Ева, наморщив лоб, чтобы не сбиться.

— Тебе плохо? — испугался Адам, подхватив побледневшую Асю. — Пусть будет Иванович или Олегович, только не пугайся ты так!

— Совсем ополоумел? — пролепетала она, слабо отталкивая его.

Ева снова разревелась.

— Пусть будет мальчик, — воскликнула она. — Прости. Ну пожалуйста, прости.

Ася опустилась на диванчик, крепко прижимая к себе девочку.

— Тише, детка, это ерунда. Димдим уже большой мальчик, а у тебя будет совсем крошечный. Согласись, это куда интереснее. Ты сможешь его чему-нибудь научить, если захочешь. К тому же у нас есть уже одна сладкая девочка. Для чего нужна еще одна?

Ева подумала.

— Только я буду вашей сладкой девочкой?

— Точно. Никакой конкуренции. И никто не будет таскать твои заколки.

— Ладно.

Ася посмотрела на Адама поверх ее головы.

— А ты не дави на меня! Как танк, честное слово.

— А ты не называй ребенка Адамом, потому что я не собираюсь никуда исчезать из твоей жизни. Не делай дублей.

— Как все сложно, — пожаловалась Ася, зарываясь лицом в кудряшки Евы. — Слишком сложно.

Адам сел рядом с ними, обнимая одновременно обеих.

— Давай все упростим, — предложил он, — и начнем делать ремонт.

— Когда это ремонт хоть что-то упрощал? — удивилась Ася.

— Что такое ремонт? — спросила Ева.

— Боль, анархия и разрушение.

— Созидание, — поправил ее Адам. — Разве у тебя еще не начался период гнездования?

— Сказала бы я… — пробормотала Ася себе под нос. — А мы можем сделать в детской домик с лесенкой? У тебя ведь еще и чердак есть, да?.. А сколько у нас денег? А можно?..

— Что вы делаете?

Весь детский стол в игровой комнате был завален разноцветными бумажками. Ева, высунув язык от усердия, неумело работала карандашом.

— Учимся писать, — ответила Ася.

— Выбираем имя для козявки, — ответила Ева.

Адам пригляделся — Коля, Петя, Саша было коряво написано на бумажках. Для Аси были все средства хороши в том, что касалось развивашек для его дочери.

— По крайней мере, вы перешли на человеческие имена, — обрадовался Адам. — Смотри, — и он вывалил перед Асей проекты планировок.

— Это еще что такое? — она пролистнула несколько страниц. — Блин, Адам, я думала, ты обои будешь переклеивать, а не стены двигать.

— Блин блинский, — подхватила Ева.

— У нас намечается тотальная нехватка места, поэтому придется капиталить. Нам нужно три смежных спальни в одной ножке «П». Во второй ножке мы оставим одну взрослую спальню с амбарным замком изнутри и оборудуем игровую. Мне надоело смотреть, как вы с Евой бегаете через весь этаж по ночам.

— Зачем тебе амбарный замок? — рассеянно спросила Ася, все еще погруженная в чертежи.

— Затем, — коротко сказал Адам и заторопился сменить тему, пока ему опять не досталось: — а свою тренажерку я перенесу на техэтаж, раз уж ты о нем так удачно вспомнила. Правда, там нужно наладить систему вентиляции. Подумать только, еще весной я думал, что этот дом слишком большой для меня. А теперь мне кажется, что здесь слишком тесно.

— Тесно, — назидательно поправила Ася, — это когда вчетвером в крохотной однушке. Что за буржуйские замашки, Адамур Фаридович.

— О, да в вас пролетариат проснулся, Анастасия Алексеевна?

— Да вот, блин! — с чувством произнесла Ева.

— А еще были коммуналки, помните? — продолжала Ася.

— Тю, так это при СССР! Ты еще царя вспомни.

— Я родилась при СССР, — ехидно напомнила Ася.

Адам моргнул и покраснел.

— И как мы будем жить среди руин, пока ты будешь крушить стены? — вкрадчиво спросила она, с явным удовольствием любуясь его смущением.