— Это нетрудно, — несмотря ни на что, виконт усмехнулся. — Моему доброму народу мы скажем, разумеется, правду. Ну, почти всю правду. Своих гвардейцев я оттуда убирать не стану, но лучше б вам справиться с этой дырой как можно скорее. Любыми методами.

Слова у Орсино вер Армере не расходились с делом. Глашатаи побежали объявлять, что инфестация мертвяков на старом погосте Сен-Мар успешно задавлена, но добрые слуги Святой Конгрегации и им помогающие будут ещё какое-то время трудиться там, дабы верноподданные его милости жили б и дальше под мудрым его управлением, не зная страхов. Потому хождение на Сен-Мар воспрещалось. Пойманные, невзирая на чины, знатность и прочее, подлежали передаче Святой Конгрегации «на опыты».

Это подействовало.

Алебардисты в весёлых, ярких цветах Армере устраивались вокруг кладбища с наивозможным комфортом, а некромант собрался «домой», в тот самый трактир, где оставил деву Этию с рыцарем Конрадом.

— Постой, некромаг.

— Отец Виллем, сейчас не время для споров, нам нужен отдых. Я расставил вокруг портала дозорные чары, если что-то случится, но всё же…

— Я не об этом, — отмахнулся монах. Они медленно шли по улице прочь от того неприметного дома, от которого тянулся тайный ход во дворец; коней и прочее имущество расторопный Джиро уже отправил куда надо. — Я о Городе греха.

Некромант вздохнул. Он чудовищно устал, всё случившееся — ускользнувший лич, открытый портал, призрачная девушка-убийца, о которой тоже нельзя было забывать, — всё это высосало силы, словно вампир кровь из жертвы.

— Это просто Хаос, святой отец. Персонификация и воплощение. Хаос, что угрожает смыть всё сущее, если вырвется на волю.

— Упаси Господь нас от этого! — монах сотворил истовое знамение. — Но что известно об этом… месте… за пределами церковной ограды?

— Ничего. — Некромант шёл, вдыхая ароматы цветущих вьюнов, щедро покрывавших фасады в городе. Обитатели выслушали глашатаев его милости с поразительной беспечностью. Большинство пожало плечами, вернувшись к стаканчику домашнего вина; неупокоенные вечно бродили где-то поблизости, к эпидемии привыкли, казалось, она была всегда, вспыхивая то там, то тут, но сжигать покойников так и не начали — это казалось страшным святотатством.

— Но встречалось ли тебе раньше подобное? — отец Виллем отбросил церемонии.

— Нет. Я бы сказал. — Фесс не колебался. Святой Конгрегации совершенно не полагалось знать то, что знал он. — Но мне знаком Хаос. Инфестации, разупокаивания, вся эпидемия с ходячими мертвяками — это от него. Его эманации проникают в мир, нарушают естественный ход вещей…

— Но тогда что же, беда эта никогда не кончится? — голос монаха упал до шёпота.

— Как никогда не кончаются пожары и наводнения, — пожал плечами Кэр. — Как не переводятся хищные звери, как не исчезают телесные болезни, как по-прежнему тонут суда в бури, несмотря на всю охранную магию.

— То есть всё бессмысленно? — горько вопросил Виллем. Кулаки его сжались.

— Пожарный каждый день взбирается на каланчу. И каждый день ждёт пожара. Бессмысленен ли его труд, если добрые обыватели всё равно нарушают пеплом и кровью писанные правила? Оставляют свечи на сеновале, забывают лучины, разводят огонь в неподобающих местах?

Отец Виллем только зло выдохнул сквозь зубы.

— Оставим философические споры, некромаг. Я вступил в Святую Конгрегацию для того, чтобы остановить терзающее наши края бедствие. А ты говоришь мне, что надо влезть на каланчу и ждать пожара? То есть мы никогда уже не избавимся от неупокоенных?

— Может, и никогда. Как люди никогда не избавятся от пожаров. Но это не значит, что их не надо тушить. Или что надо сильно печалиться от этого.

— Эманации Хаоса… их кто-то измерил? Увидел? Взвесил?..

— Такие речи скорее подойдут алхимику, — усмехнулся некромант. — Нет, отец Виллем. Никто их не видел и не взвешивал. И я не знаю, прямо ли они влияют на этот несчастный мир, или опосредованно.

— Город греха, — повторил монах. — От него расползается зло — так учили отпавшие от святой церкви ересиархи, и я сам громил их воззрения на диспутах, но… что, если через него эти твои «эманации» и будят мертвецов?

— Я не силен в подобных материях, святой отец. И не пойму, к чему ты клонишь.

— Окно в Город греха, — монах облизнул пересохшие губы, обернулся, словно ожидая увидеть там соглядатаев инквизиции. — Сперва я думал, что тебя надо предать церковному суду, некромаг. Никакой лич не сотворил бы столько зла, сколько сотворит дыра в этот проклятый Город!..

Улица вокруг них шумела. Добрый народ его милости виконта вполуха выслушал гонцов, пожал плечами и вернулся к прерванным занятиям. Кое-где из окон доносились страстные стоны — здесь не сильно стеснялись проявлений любви.

— Если бы ты оставил личу его добычу, — негромко, но твёрдо говорил отец Виллем, — ничего бы этого не случилось. Врата в Город греха не открылись бы. Одной жизнью было бы куплено спокойствие тысяч и тысяч. Принцип меньшего зла…

Монах захрипел, потому что рука некроманта вцепилась ему в горло.

— Нет никакого «меньшего зла». И «большего» нет тоже, — яростно прошипел Фесс прямо в лицо Виллему. — И вообще нечего толочь воду в ступе, святой отец. Зло есть зло. Мы не знаем, что лич творил в Армере, и не есть ли то, что он задумал, ещё большее зло, нежели этот портал… Лич должен быть уничтожен. И точка.