Сара посмотрела на фото задумчиво.

— Мне нравится это изображение. Оно кажется таким счастливым. И, беззаботным. Словно в мире нет никаких переживаний.

— Ну, к сожалению, переживаний было множество. Но, думаю можно сказать, когда мы вчетвером собирались вместе, их был легче пережить. Когда вы уехали, нам было очень тяжело.

Генри передал ей обратно рамку. Пока все идет нормально. Воспоминания о Катрин, Эдварде и Энн причиняли боль, но также вновь позволяли испытать их любовь. В последнее время он не часто думал о прошлом. Было приятно вспомнить хорошие времена, и испытать счастье от того, что они были. Некоторым людям повезло меньше.

Сара достала очередной предмет из чемодана и задержала на нем взгляд на несколько секунд. Она провела кончиками пальцев по поверхности, прежде чем предать это Генри.

— Вы знаете, что-нибудь об этом?

Генри раскрыл ладонь и посмотрел на бледно желтую деревянную коробочку. Сверху ее украшала резьба из четырех колец. Она повертел коробочку, разглядывая мастерскую работу. Он снова посмотрел на крышку, и тоже провел пальцами по гравировке.

— Хм-м-м. Ну, я не уверен, но думаю, это сделал Уильям.

Он посмотрел на Сару, и был удручен тем, что она совершено, не понимала о ком шла речь.

— Уильям? Кто такой Уильям? — стимул, который медленно появлялся у нее, внезапно исчез.

Генри открыл рот, но нахмурил лоб, глядя обратно на коробочку в своих руках. Она не помнила Уильяма. Он не понимал, почему это так сильно шокировало его. В конце концов, он же знал, что она потеряла память. Просто он не совсем осознал, что это может коснуться и Уильяма.

— Уильям, — начал он. — Это мой сын.

Сара обдумала новую информацию.

— О. Значит, мы с ним хорошо друг друга знаем?

Это было преуменьшением, но Генри кивнул.

— Ага, вы знакомы всю свою жизнь. Ты, Мэтью, Уильям и Томми, мой второй сын, проводили почти каждый божий день вместе. Вы все были, не разлей вода.

Теперь на лице Сары появилось истинное удивление.

— Каждый день? Каждый день? Как я могу не помнить того с кем проводила каждый день? — ее глаза наполнились слезами, и вглядывались в Генри, ища ответа.

— Не плачь, Сара, — Генри коснулся ее плеча, и она снова посмотрела на него. — Я не знаю ответа на твой вопрос. Но я знаю, что сделаю все возможное, чтобы помочь тебе. Ты ведь знаешь это? Что я здесь для того, чтобы помочь тебе вспомнить?

Сара шмыгнула и кивнула.

— Я знаю, — прошептала она. — Что значит эта гравировка? Вы знаете, почему он вырезал ее здесь?

Генри снова изучил гравировку, но ничего в ней не казалось ему знакомым.

— Этого я не знаю. Прости. Могу я открыть ее?

Сара быстро кивнула.

— О, да, конечно.

Генри открыл крышку и надавил пальцем на содержимое.

— А вот это, — сказал он, — это частичка дома. Твоего дома в Колорадо. — Он выудил несколько засохших пожелтевших иголок. — Уверен это из соснового леса.

— Из леса?

— Сосны. Вы ребята любили сосны. Недалеко от вашего дома, был клочок сосновых деревьев, окруженный трусишками.

— Трусишки? Кто такие трусишки? — Сара была заинтригована, и Генри был рад, что разочарование исчезло с ее лица.

Он засмеялся.

— Это осины. Деревья. Я просто всегда их называл трусишками, потому их листья всегда дрожат.

Сара раскрыла ладонь, и он уронил сосновые иголки ей на руку. Она поднесла руку к носу и глубоко вдохнула.

— Они хорошо пахнут. Кажется это замечательное место.

— Прекрасное, на самом деле. Детьми вы время от времени исследовали каждый дюйм сосен. Вы строили шалаши, лазали по деревьям, давали им имена.

— Как бы мне хотелось помнить это. Мне грустно от того, что я не помню этого.

Генри увидел возможность, и понял, что другого шанса для его предложения как сейчас у него не будет.

— Возможно, ты сможешь вспомнить, Сара. Я приехал сюда, чтобы сообщить тебе, что хочу забрать тебя обратно в Колорадо со мной, и помочь тебе вернуть твои воспоминания. Если ты хочешь, я могу забрать тебя домой.

Сара глубоко задумалась, обводя пальцами круги снова и снова. Она посмотрела на Генри.

— Я хочу вспомнить.

— Я знаю, — сказал нежно Генри.

— Я хочу домой.