– Красивая такая, с принтом. «Карта ада» Боттичелли. И там было аккуратненько отмечено по кругам ада – где, как и за что.

– Без рвов, полагаю, – кивнула Мария. – Впрочем и тут без рвов. Иначе нас послали бы большим составом.

– Если я не ошибаюсь, то сейчас будет… ложь? – спросил Григ.

Мария молча кивнула.

– Это хорошо, – сказал Григ. – Это значит, что ты не рискнешь мне соврать, когда я стану задавать вопросы. Соврешь – умрешь.

– Я могу не ответить, – заметила Мария.

– Можешь, – согласился Григ. – Но зачем тебе это? Мы же не враги. У нас похожие цели. И нас, настоящих людей, осталось всего трое. Мы можем дойти, симулякров на четыре оставшихся круга хватит с запасом. Верно?

Он похлопал Августа-Роберта по плечу и сказал:

– Мы тебе не мешаем? У нас не слишком взрослый и скучный разговор?

– Не мешаете, – мрачно ответил мальчик.

– Не боишься, что мы тебя подставим под удар?

– Я должен дойти, вы меня будете защищать, – равнодушно сказал Август-Роберт. – Куда вы денетесь без меня.

– А покажешь артефакт? – спросил Григ.

Август-Роберт покачал головой.

– Григ! – предостерегающе сказала Мария.

– Не беспокойся, – поморщился Сноходец. – Я не собираюсь играть в Боромира и Фродо. Так, вопрос.

Август-Роберт не ответил. Щурясь, смотрел на двойника Креча – тролль медленно убирал с дороги исполинскую балку. Даже для него груз был почти неподъемен.

– Так что, Мария… ты знала? – спросил Григ.

– Я читала несколько вариантов Пустошей. Они разные, но чаще всего мир за Окраиной сводится к вариациям на адскую тему.

– Почему? – спросил Григ. – Что это значит? Страна Сновидений – в аду? Нет, подожди… мы идем как бы изнутри… Страна Сновидений окружена адом?

Мария поморщилась.

– Ну какой ад, Григ? Мы современные и здравомыслящие люди.

– Тогда что все это значит? – Григ развел руками. – Нас охватывает та или иная пагубная страсть – тоска, похоть, чревоугодие… Кто-то ей поддается – и гибнет, после чего остальные могут пройти. Как ты это объясняешь?

– Я могу ошибиться, – сказала Мария. – Учти, это не будет ложью.

Григ кивнул.

– Сон и смерть – явления родственные, – осторожно сказала Мария. – Как считали древние, бог смерти Танатос – родной брат бога сна…

– Морфея, – поддакнул Григ.

Мария рассмеялась.

– Григ! Меня то удивляют твои знания, то поражает твое невежество. Ты один из немногих людей, полноценно живущих во Сне – и ты считаешь богом сна Морфея?

– Я вообще не встречал ни одного бога, – ответил Григ. – Но если не Морфей, то…

– Гипнос. Бог сна – Гипнос, бог смерти – Танатос. А Морфей – это прекрасный юноша, бог сновидений. Улавливаешь разницу?

– Я улавливаю, что педерастически озабоченные древние греки каждого второго бога представляли в виде прекрасного юноши, – сказал Григ. – Август-Роберт, заткни уши!

Мальчишка презрительно фыркнул.

– Ты не совсем прав, – ответила Мария, откровенно веселясь. – Во-первых, разница между богом Сна и богом Сновидений должна быть доступна даже твоему нетренированному уму. Во-вторых, чем бы там древние греки не озабочивались, но Морфей был и юношей, и старцем…

– Греки были разносторонние люди, – кивнул Григ.

– Он вообще мог принимать облик кого угодно, – продолжала Мария. – Если Сны были царством Гипноса, то Морфей являлся в сновидениях, принимая облик людей, причем так искусно, что никто не мог отличить обман. Он копировал лицо, голос, одежду. А при желании мог появиться в реальном мире, выйдя туда из Сна. У Гипноса были и другие сыновья: Фобетор принимал облик животных, а Фантас – предметов. Но только Морфей был способен превратиться в человека.

– Я сражен твоими познаниями, – признал Григ. – Хорошо. Гипнос – папа, Морфей, Фобетор и Фантас – сыновья. Так что там с их дядей Танатосом?

– Сон – это маленькая смерть, – ответила Мария. – Это, скажем так, дружественные страны. Каждый раз, засыпая, мы умираем…

– А умирая – засыпаем, – поморщился Григ. – Давай без лирики?

– Страна Сновидений создается коллективным бессознательным, – сказала Мария. – А люди невольно приравнивают сон к смерти… к маленькой смерти. Поэтому вырваться за пределы привычных снов – все равно, что пройти «долиной смертной тени». Это тоже сны, но особые. Предсмертные, скажем так. Мы сейчас выходим из мира обычных человеческих снов… не улыбайся – все кошмары и спутанные безумные сны обычны. И выходим мы через вот такие странные сны, где собрались воедино все человеческие архетипы смерти и посмертных мучений.