— Ты когда-нибудь говорила с кем-то о потере отца? — Она качает головой. — Ты бы поговорила, если я пойду с тобой?

— Ты думаешь, я сумасшедшая?

— Нет, детка. Я думаю, что у тебя никогда не было возможности справиться с потерей отца. Может быть, разговор с кем-то поможет тебе получить некоторое успокоение.

— Я не готова иметь ребенка, Тревор. Я люблю тебя и знаю, что ты этого хочешь, но я просто... я не готова. Я не знаю, буду ли я когда-нибудь готова. — Несмотря на то, какую боль приносят ее слова, я знаю, что она права. Пока она не будет полностью готова, было бы несправедливо навязывать ей что-то, что может вызвать у нее беспокойство, особенно если предполагается, что это должно приносить радость.

— Когда или если ты будешь готова, мы поговорим об этом.

— Я не хочу мешать тебе завести семью.

— Ты моя семья, и если ты все, что у меня будет до конца моих дней, я буду в порядке. — Лиз снова начинает плакать, на этот раз сильнее, чем раньше. — Все будет хорошо, детка. День за днем мы пройдем через это.

— Я не хочу потерять тебя.

— Я никуда не собираюсь, во всяком случае, без тебя.

— Правда?

— Правда, — отвечаю я. — Поехали домой. Прошу. — Я выхожу с кладбища с Лиз под боком. Когда мы подходим к ее машине, я смотрю на нее сверху вниз. Ее прекрасные глаза покраснели и опухли, она выглядит измученной. — Я позвоню парням, чтобы они забрали твою машину и пригнали домой, так что тебе не придется садиться за руль.

— Я в порядке.

— Я знаю, но ты не поведешь, залезай в грузовик, а я пока переставлю твою машину на парковку.

— Прекрасно, — ворчит она, заставляя меня улыбнуться в первый раз за сегодняшний день.

— Сейчас вернусь. — Я открываю дверь, подсаживаю ее, притягиваю ее лицо и быстро целую, прежде чем захлопнуть дверь. Я бегу к ее машине, сажусь за руль, паркуюсь и засовываю ключи под сиденье. Я звоню Нико и спрашиваю, сможет ли кто-нибудь его подбросить, чтобы он пригнал машину Лиз домой. Он сразу же соглашается, я вешаю трубку и бегу обратно через парковку к своему грузовику, припаркованному перед кладбищем, открываю дверь и залезаю внутрь. — Как насчет того, чтобы вздремнуть? — спрашиваю я, потянув ее через сиденье за пояс джинсов.

— Я могла бы вздремнуть, но мне нужно встретиться с портнихой для последней примерки. — Как только она произносит эти слова, ее тело напрягается. Я вижу, как крутятся колесики у нее в голове.

— Если ты хоть на одну гребаную минуту подумала, что мы не поженимся на следующей неделе, ты выжила из ума, — рычу я, мои слова прозвучали немного злее, чем я хотел, но хрен с ним, мы поженимся.

— Ты уверен?

— Черт возьми, да. — Я наблюдаю, как Лиз жует нижнюю губу, и ее глаза встречаются с моими. — Я тебе уже говорил раньше, что так или иначе мы поженимся. Даже если мне придется тащить тебя по этому чертовому проходу, через неделю ты будешь носить мою фамилию.

— Тогда мне нужно идти на последнюю примерку.

— Во сколько? — Она смотрит на приборную панель, потом снова на меня.

— В шесть.

— Хорошо, у нас есть несколько часов. Мы можем поехать домой и отдохнуть.

Я завожу грузовик и разверочиваюсь на главной дороге. Оказавшись на шоссе, я притягиваю ее к себе, ее голова лежит у меня на груди, и тишина в кабине позволяет мне сосредоточиться на ее ровном дыхании. Звук такой успокаивающий, что мое тело расслабляется, и я просто наслаждаюсь ощущением ее рядом со мной. Всю дорогу домой я впервые размышляю о том, как легко мог это потерять, и каким потерянным я был бы без нее.

***

Прошло пять дней с тех пор, как Лиз сломалась из-за разговоров о ребенке. Пять дней планирования свадьбы, много смеха и семьи. Завтра я женюсь на женщине, с которой проведу остаток своей жизни. Эта последняя неделя прошла хорошо для Лиз — для нас обоих, в действительности. Впервые в жизни Лиз заговорила с матерью о смерти отца. Ее мама удивила Лиз, сказав ей, что вскоре после того, как она и Лиз начали восстанавливать свои отношения, она стала встречаться с психологом, чтобы справиться с горем. Я был взбешен, когда Лиз сказала мне это, зол, что она не подумала о том, чтобы ее дети тоже могли поговорить с кем-то о своих чувствах и о том, что они переживают. Я хотел разозлиться, но логически понимал, что никому не пойдет на пользу, если я, нахрен, слечу с катушек из-за того, что случилось много лет назад.

После того, как Лиз поговорила со своей мамой, она согласилась, что пришло время поговорить с кем-то о том, как она себя чувствует, о страхе, с которым она живет каждый день, думая, что что-то плохое случится с ней или с кем-то, кого она любит. Я никогда не представлял, сколько она держала в себе до ее первого сеанса, через два дня после ее срыва на кладбище. Она позвонила мне и спросила, могу ли я забрать ее от доктора. Я слышал слезы в ее голосе, когда ответил, она казалась такой потерянной. Когда мы вернулись домой, она рассказала о своем разговоре с врачом. Она сказала, что он объяснил, что у нее одна из разновидностей повышенной тревожности и легкий случай ПТСР, вызванный потерей ее отца и отсутствием принятия от матери после его смерти. Врач объяснил, что с помощью сеансов и лекарств она сможет научиться справляться со своими чувствами в позитивном ключе, вместо того, чтобы пытаться похоронить это так, как она всегда делала. Я знаю, что потребуется много усилий, но я также знаю, что моя женщина сильная и может справиться с чем угодно. И если наступит момент, когда она решит, что у нее больше нет сил, я подниму ее и понесу.

— Детка, серьезно, поторопись, нахрен. Мы уже опаздываем! — кричу я через холл в сторону спальни.

— Придержи своих чертовых лошадей, Тревор! — орет она в ответ, заставляя меня улыбнуться.

— Ты действительно собираешься заставить нас опоздать на репетицию собственного предсвадебного ужина?

— Если бы ты перестал меня доставать, я бы уже была готова, — снова кричит она в ответ, заставляя меня смеяться. Я подхожу к холодильнику, достаю пиво, открываю крышку и смотрю на Лолли, которая наблюдает за мной, ожидая угощения, которое, как она знает, я ей дам. Я наклоняюсь над стойкой, поднимаю крышку банки с угощением, слушая, как Лолли пытается хвостом пробить дыру в полу. — Ты должен хотя бы отдать ей команду, когда даешь угощение, чтобы она знала, за что получает его, — говорит Лиз. Я поднимаю голову, и мой член мгновенно становится твердым. Рот открывается, и желудок сжимается при виде ее. Темно-синее кружевное платье полностью облегает фигуру, квадратный вырез декольте показывает ложбинку. Ее длинные светлые волосы струятся по плечам и груди. Рукава длинные, до запястий, а подол доходит до середины бедра, привлекая внимание к ее длинным ногам.