– А теперь у меня другой страх, - шепчу я спустя время, - Артем еще слишком маленький, чтобы надеяться только на мать.

– Что ты имеешь в виду? – хмурится Марат и подается корпусом вперед.

– Как бы ужасно это ни звучало, но Арбинский, где-то там далеко и пусть даже в своей чертовой столице, но он был моей страховкой.

Марат поджимает губы и отводит от меня взгляд. Да, Арбин был страховкой в плане того, что наш сын не останется в беде и один, если что-то вдруг случится со мной. Мысли пугающие, но я не могу от них избавиться. Я боюсь, что ребенок останется один, боюсь.

И поэтому я бы никогда не смогла причинить вред мужчине, который является отцом моего ребенка.

Мои мысли угнетают меня, и я с четырнадцати лет не могу не думать о будущем. А после встречи с Арбином я еще больше оказалась подбита в своих переживаниях.

– Мама?

Вытираю слезы в один миг, натягиваю улыбку и поворачиваюсь на детский голосок. Я распахиваю объятия, ведь Артем идет к нам с Маратом. Мой бесстрашный мальчик не боится большого незнакомого мужчину в доме, и по глазам Марата вижу, что он этому удивлен. Влад тоже удивлялся храбрости Артема. Мой защитник, ему совсем не страшно.

Я целую Артема в щеку и улыбаюсь сонному малышу:

– Доброе утро, мой хороший. Познакомься с дядей: это мой друг по имени Марат.

Тем временем у Марата глаза становятся по пять копеек, ведь Артем без заминки направился к нему и спустя секунды разглядываний протянул амбалу руку. Для рукопожатия. И Марат с удовольствием тянется к малышу.

Артема так учил Влад Цесарский – со всеми мужчинами здороваться по-мужски и не иначе, табу. Маленький, еще крохотный малыш только родился, и первым, кого он увидел из нашего окружения, были я и Влад. Он его многому научил.

Я улыбаюсь, встречая смешанный и уже не такой уверенный взгляд Марата. А затем Артем идет в мои объятия, отказывается от завтрака и говорит:

– Я никуда не уйду, буду рядом с тобой, - малыш пытается казаться отважным, но его детский звонкий голосок заставляет Марата тихо посмеяться этой мальчишечьей отважности.

Спустя время Артем засыпает на моих руках, не позволяя мне оставаться одной.

– Защитник, мужчина… - искренне произносит Марат, - внешне вылитый Арбинский. Это вообще возможно быть настолько похожим?!

Тихо, боясь разбудить Артема, я признаюсь:

– К сожалению, из моего в нем только брови, - улыбка вырывается из моих эмоций, я разглаживаю на голове Артема темные волосы, а затем поднимаю взгляд на Марата.

Мужчина неотрывно смотрит на ребенка. Это сын его босса, маленькая красивая копия.

– Марат…

– Да? – тихо откликается мужчина.

– Арбинский ведь может иметь детей, он здоров. Светлана это еще в две тысячи пятом году подтвердила, а Арбин после этого разгромил клинику в Израиле. Я знаю это.

– Да, все верно.

– Неужели у него больше нет детей? – выдыхаю я.

Смотрю на Марата - тот серьезен.

Недолго думает, и я слышу его ответ:

– Идет четвертый год, и я не знаю почему, но у него больше нет детей, кроме Артема. Ты можешь задать ему этот вопрос сама, если он когда-нибудь придет в себя.

Нежно и аккуратно прижимаю к себе спящего малыша и чуть подаюсь корпусом вперед, чтобы задать всего один вопрос:

– Отсюда поподробнее. Зачем ты приехал?! – я вцепляюсь в грозного мужчину глазами, не отпуская и требуя от него ответа.

Марат не выжидает время и честно отвечает:

– Я не причинять вред приехал. У меня к тебе есть важный разговор. Расскажу сейчас все и по порядку, Влада, но все мои слова начнут свое действие только при условии, что Арбинский когда-нибудь придет в себя.

Смотрю на Марата – он серьезен, как никогда. Из глубин его души ушел психолог, ко мне вернулся расчетливый человек, решения которого всегда продуманы и взвешены. Это тот Марат, который хотел бы мне помочь – восемнадцатилетней девочке, но только преданность и верность Арбинскому рубила всю его заботу обо мне на корню.

Марат начинает рассказывать:

– Руки и ноги целы, он вообще в рубашке родился в этом плане. Пострадала самая главная часть тела, отвечающая и за руки, и за ноги, и за мышление. Пострадал головной мозг, сейчас он в коме и его шансы выжить тридцать на семьдесят.

Всю эту речь Марат говорит без эмоций, словно метко рубит на куски овощи или мясо огромным острым ножом.

– Да и этого нет. Понимаешь ли, на самом деле врачи почти не дают шансов. Чтобы перестраховаться от упреков и обвинений, они не дают нам даже этих тридцати процентов.