Они договорились начинать осторожно и стимулировать прозрачную перегородку пациентки на протяжении одной минуты током в 4 вольта и 2 миллиампера. Ничего. Совершенно никакой реакции. Все это время они внимательно следили за признаками припадков, которые наблюдались как осложнение после операции у пациента под номером 2 месяц назад. Никто не хотел увидеть это еще раз. Столь же пристально они следили за артериальным давлением девушки. По экспериментам на животных они знали, что давление может резко возрасти при стимуляции глубоко расположенных областей мозга. Но девушка снова не отреагировала. Ток отключили. Реакции так и не было.

Немного подождав, Хит кивнул, и Херб возобновил стимуляцию. Теперь сила тока поднялась на ступеньку выше, до трех миллиампер, но все еще оставаясь в нижней части шкалы. Электрический импульс на этот раз длился полторы минуты. Все следили за артериальным давлением пациентки, но ее тело, казалось, никак не реагировало на стимуляцию. Врачи не могли понять, что это значит. Поэтому они быстро взяли немного крови на анализ, чтобы проверить изменение уровня гормонов стресса. Хит снова заговорил с девушкой, задавая банальные вопросы: «Как вас зовут? Где вы находитесь?»

– В гос-пи-та-ле… – внезапно прошептала она, затем добавила: – Новый… Орлеан… – на этот раз более робко, едва слышно, словно возможность говорить была для нее новой и к ней нужно было привыкнуть. Хит, до сих пор стоявший перед ней, наклонился и тронул ее за руку. Глядя ей прямо в глаза, теперь открытые, он спросил, болит ли у нее что-нибудь и чувствует ли она что-нибудь особенное.

После долгого молчания она ответила:

– Не больно, доктор.

Хирург и психиатр переглянулись через голову пациентки. Хит сиял. Это было именно то, что он предсказывал, что – как он всегда знал – должно было случиться. В этот момент, прямо здесь, в операционной, он, возможно, даже позволил себе роскошь вообразить будущее, в котором он наконец разгадал тайну шизофрении и нашел метод разбить затвердевший панцирь болезни и вытащить больного обратно в реальный мир.

– Видите эту перемену? – спросил Хит у собравшихся, но в основном он говорил сам с собой. Херб, склонившийся над инструментами, чувствовал облегчение и почти ликование. Он помогал изготовить электроды в мастерской и провел многие часы, обсуждая размеры и материалы с шефом и нейрофизиологами. С самого начала он чувствовал в Хите что-то особенное, взгляд или порыв, который зажигал во всех окружающих страстное желание выложиться по полной программе. Конечно, он был всего лишь техником, а не одним из тех, кто собрался доверенным кругом у операционного стола со своими длинными и престижными послужными списками в науке. Но Херб знал, что играет свою роль в чем-то большом и важном.

В целом маленькая команда стимулировала мозг девушки шесть раз, на максимуме стрелка достигла 4 миллиампер и 8 вольт и держалась там добрых две минуты. Все это время пациентка сохраняла ясность сознания и внимание. Она не разразилась долгими речами, изящными аргументами или песней, но за многие месяцы она впервые кому-то ответила.

Хит подал знак, и наконец эксперимент завершился. Вперед шагнул Гарсиа, чтобы закрепить серебряную нить, выглядывавшую из кожи головы пациента 4. Они собирались провести еще серию стимуляций через пару дней, и до тех пор электрод должен был оставаться на месте. С бесконечной осторожностью он поместил маленькую костяную заглушку в отверстие в ее черепе, плотно стянул вокруг него кожу, очистил рану и наложил повязку, надеясь, что так все останется на месте. Он мысленно скрестил пальцы, отгоняя угрозу инфицирования. Если в рану попадет инфекция, их работа с пациентом 4 пойдет прахом.

Вернувшись в отделение, девушка повернулась к медсестре и, впервые за многие месяцы, заговорила по собственной инициативе. Она устала от всех этих терапевтов, наматывающих круги вокруг ее койки и пытающихся разговорить ее, пожаловалась она. Хотелось бы ей отделаться от них.

В 34 года Хит создал собственное медицинское княжество. Он безраздельно правил двумя этажами нового приземистого здания на Канал-стрит, где Тулейнский университет собрал все свои научные подразделения. Он решил обставить свою территорию в простом современном академическом стиле: у стены классическая кушетка психиатра, простые линии и бежевые тона, которые говорят о компетентности и эффективности. Лаборатории были укомплектованы самыми продвинутыми измерительными приборами, Хит имел почти неограниченный доступ к экспериментальным животным, кошкам и обезьянам, на которых он разрабатывал модели заболеваний, а операционная была адаптирована под его специфические нужды. У него даже была комната с оборудованием для видеосъемки, чтобы каждый эксперимент мог быть записан на пленку. И, что важнее всего, он окружил себя высокопрофессиональными коллегами, готовыми следовать за ним в неизведанное.

В приемной кабинета Хита его расторопный секретарь Ирэн Демпези одерживала верх над любой проблемой или административной нелепицей, оставляя Хиту свободу размышлять о новом пути психиатрии. В своем кабинете он мог откинуться в удобном кресле и взглянуть на прославленный – и печально известный – Французский квартал Нового Орлеана.

Когда он рассказал коллегам по Колумбийскому университету о приглашении в Тулейн, они восприняли это скептически. Они не понимали, как Хит мог по собственному желанию оставить непыльную должность и прекрасные карьерные перспективы в Нью-Йорке и отправиться в такую дыру. В конце концов, он принадлежал к кругу горожан, склонных думать, что на юге нет ничего, кроме копающихся в болоте фермеров, неграмотной деревенщины и коррумпированных политиков.

Хит понимал их скепсис. У него была прибыльная частная психиатрическая практика на Парк-авеню и штатная должность в Колумбийском университете. Нью-Йорк был землей обетованной для американской психиатрии. По сравнению с ним Тулейн был заштатным городишком, отсталым и без всяких научных традиций. Там даже не было собственной кафедры психиатрии. Во всяком случае, пока.

Но Хит также понимал, что Тулейн дает ему шанс осуществить свои грандиозные планы. Новый декан медицинского факультета Макс Лэпем был человеком-торнадо, стихией, которую невозможно удержать на привязи. Лэпем был одержим идеей вывести свой университет в высшую лигу. Он регулярно говорил о создании «южного Гарварда», для чего в первую очередь потребуются ученые-новаторы. Ему были нужны жаждущие молодые люди (и немного девушек), которые вцепятся в деньги, пространство и свободу ради воплощения новых идей.