— Сухари люблю, — добродушно отозвалась я, — ржаные со вкусом красной икры, но можно и с грибами, — желудок одобрительно проголосовал за мой выбор, кувыркнув в пустом пространстве желудочный сок. Да я тогда и любые бы пожевала, если честно. Вздохнула, отмахиваясь от мыслей о еде. — И вы доржетесь, будет вам конец света, двадцать первого зачетная неделя начнётся, — с долей скептицизма предупредила я, заглушая их шуточки, — вот это конец, так конец.

Это на самом деле было уже не очень смешно. Неминуемо надвигалась сессия. А вместе с ней должен был завершиться и наш проект по социологии. Все умозаключения по поводу студенческой семьи пора было приводить к надлежащему виду. Кирилл со статистическими данными до сих пор тянул, но обещал, что успеет в срок. К началу апокалипсиса — точно.

Открывшиеся двери аудитории послужили сигналом к старту. Оголтелая молодежь ринулась внутрь занимать места. Потолкавшись в толпе между рядов, я, не задумываясь, плюхнулась рядом с Леркой, как раз перед партой наших ребят. Последние полтора месяца мы кучковались всегда вместе, усаживаясь поближе друг к другу. Ну а что? В чем, собственно, криминал? Да, наша, неожиданным образом, спонтанно созданная команда — в большинстве своем, разгильдяи. Ну, а остальные-то чем лучше? Что мне теперь всю жизнь так обособленно и держаться от всех, потому что Юрке никто не нравится, кроме своих друзей? С кем бы я ни начинала общаться, он на всех поджимал губы, мрачно выслушивая мои вроде бы забавные рассказы. Ему лучше ни о ком, ничего и не говорить — это я уже давно поняла. Просто забывалась, и иногда хотелось поделиться.

Прозвучали позывные о начале занятий. Подтянулись последние задержавшиеся, спешно забегая и рассаживаясь и, наконец, все стихло. Я раскрыла тетрадь для лекций, приготовившись писать, остальные тоже зашуршали листами. Робкий стук в дверь и во внезапно распахнувшейся двери показался Стас.

— Извините, можно? — виновато буркнул он, заваливаясь в кабинет.

— Назаров, вечно опаздываешь, — проворчала препод и недовольно кивнула, — быстро проходи.

А я и не заметила, как в общей сутолоке он испарился из аудитории. Вроде вот только тут был. Торопливыми шагами он пронесся к своему месту, позади слышно было, как шмякнулся на парту рюкзак, отодвинулся стул, а потом на мою тетрадь приземлился пакетик с сухариками. Со вкусом красной икры.

Нет, Лерка и Кирилл — это… Это… У меня даже слов цензурных на них не оставалось. Прошло больше месяца, как мы сделали опрос населения. Мы, кстати, это — я, Назаров и, прости господи, Протасов. Даже Протасов и тот сделал! Мы собрали столько, сколько положено анкетных листов. А эти… Эти — они не только не чесались, чтобы сделать опросы, они даже наши готовые листки посчитать не соизволили. Вот как таких называют? Не зря я паниковала, когда узнала о том, кто в моей команде.

Наша команда полным составом стояла на крыльце института и никуда не двигалась из-за закатившей истерику меня.

— Два! Два гребаных месяца вы не могли посчитать меньше пятисот листочков, — орала я как ненормальная на Кирилла.

С Лерки что-либо спрашивать смысла не было. Эта примороженная рыба сегодня оказалась еще и летящей. Она с умным видом хлопала глазами, прикидываясь, что смотрит на нас. Даже мимику порой пыталась изобразить разную, переводя взгляд с одного на другого, а если точнее, то сквозь всех, что стояли перед ней. Потому что все ее мысли были я примерно представляла где. В прострации на регистрации, где вот в таком квадратном окошке сидел один симпатичный мальчик, усыпанный звездами — по три на каждом плече (бла-бла-бла, жаль, что гаишник) … Она украдкой каждую минуту (да, каждую и да, именно украдкой) доставала из кармана телефон. Там же в районе кармана она его абсолютно незаметно включала, скосив взгляд просматривала, и так же незаметно убирала его назад. Потом, постояв несколько секунд с дебильной ухмылочкой и попялившись на нас, она снова проделывала все то же самое. Иногда, правда, таким же макаром она еще и умудрялась натыкать ответные буквы (там же в районе кармана). Главное, что все это происходило очень незаметно.

И правильно, никто на самом деле ничего и не замечал, потому что центром внимания на тот момент была я.

— Юль, что ты паникуешь? — невозмутимо пытался успокоить меня Кирилл. — Я же сказал, что сделаю.

— Когда? — с яростной злостью уставилась я в его уверенное смазливое лицо.

Господи, что мне могло нравиться в этом вечно строящем из себя непонятно что п… балаболе?

— Когда? — истерично взвизгнула я, так что даже понуро стоявший возле нас Стасик, безразлично крутящий на пальце колечко от ключей машины, чуть вздрогнул и поежился.

— Ну, время же еще есть. Какое сегодня? — Кирилл озабоченно огляделся, как будто где-то в воздухе возле института повисла табличка с сегодняшним числом. — Двадцатое… — в каком-то астрале календарь он все же, видимо, высмотрел. — А проект тридцатого… Еще целых десять дней.

Угу, десять. Это ему десять дней, чтобы листки переворошить. А практическую часть когда писать? Мне писать, между прочим! А презентацию Назарову когда делать? И не факт, что Назарову, а опять же, мне. Он тоже товарищ не очень-то надежный.

У ненадежного товарища в руках пискнул брелок, оповещая, что автомобиль уже дважды прогрелся, пока мы после занятий собирались, одевались, некоторые курили и вот теперь устраивали бессмысленные разборки.

Стас вздохнул и бросил унылый взгляд на парковку. Душа его рвалась домой к Малышу, который сидел там без тапочек с неразмешанным сахаром в чае, а я тут развела непонятно что.

И в самом деле, какой смысл переливать из пустого в порожнее.

— Отдай мне анкеты, — заявила я.