Отдельно упомянем о двух крупных повестях в сборнике. Одна из них — «Дядюшка с джутовой сумкой» — написана на редком в наше время материале современной Африки. В советские годы таких историй было много, но придумывали их люди, ни разу за пределы Союза не выезжавшие. А вот автор «Дядюшки…», Александр Голиусов, — кандидат медицинских наук, профессиональный эпидемиолог, который не раз бывал в экзотических странах.

«Дядюшка», собственно, и написан во многом на основе личных наблюдений — и история о бремени белого человека подана здесь в неожиданном, жестком ключе.

Повесть Сергея Легезы — тоже о странах экзотических, но этих-то стран нет на карте, в отличие от викторианской Англии, из которой начинают свое путешествие его герои. Это непростой текст с многоуровневой интригой, но внимательный читатель будет вознагражден, и с лихвой!..

Злосчастная Пандора, выпустившая в мир столько горестей и бед, говорят, оставила на дне сосуда еще кое-что — надежду. А еще говорят, будто именно ее дочь Пирра и сын Прометея Девкалион оказались единственными смертными, которые пережили всемирный потоп.

Так, может, пресловутый ящик Пандоры не столь уж однозначно ужасен?

Проверим, читатель?

Этот рассказ развился потом в цикл «Бесконечная земля». Поначалу он был просто наброском, безделицей, за которую я взялся, отправив роман «Цвет волшебства» своему тогдашнему издателю, Колину Смиту. Я все себе очень четко представил и хотел написать об этом цикл рассказов. Я все еще возился с этой идеей, когда «Цвет волшебства» вышел в свет и необъяснимым образом завоевал популярность большую, чем любая моя прежняя книга.

Что же было делать в таких обстоятельствах скромному автору? Задумка «Безумной звезды» уже плясала у меня в голове и набирала силу, так что с некоторой неохотой я спрятал под сукно «Верхние меги», которые хотел положить в основу целого цикла, и откопал их заново лишь несколько лет назад над блюдом с перепелиными яйцами на литературном обеде в компании моего американского агента Ральфа Вичинанцы и Роба Уилкинса. И так, обсудив идею со Стивом Бакстером, которого я всегда считал лучшим автором твердой НФ в Соединенном Королевстве, я отправился в новое странствие.

Честно говоря, я даже рад, что так получилось; так вышло намного веселее.

Говорят, Даниэль Бун [1] собрал бы лагерь и пошел дальше, если бы заметил дым чужого костра. По сравнению с Лари Линсеем Бун был просто патологическим болтуном.

Кто-то еще оказался в этом мире. Его мире. Это словно найти ноготь в тарелке с супом. Бесит. Да так, что волоски на загривке встают дыбом.

Линсей развернул систему антенн среди сосен на взгорье. На фоне девственно чистых частот этого мира слабый всплеск прибытия прозвучал кристально ясно; на миниатюрных дисплеях он высился Эверестом среди фоновых муравейников. Только один тип людей мог забраться так далеко в меги. Вительство. В личном словаре Линсея это слово было под завязку набито смыслами, точно какое-то древнекитайское словечко, в котором скрыта целая россыпь идей. «Вительство» значит правила, и налоги, и вопросы, и помехи. И других людей. А это точно было вительство, ведь, чтобы забраться в верхние меги, нужны деньги, и в обычных обстоятельствах такую сумму смогло бы собрать только оно. Вдобавок обычные люди не любили оказываться в такой дали, где нужны очень тонкие настройки, а до ближайшего поселения — несколько недель пути в реальном времени. Обычные люди не любят оказываться так далеко от других. Но не только в этом дело. В верхних мегах начинались изменения.

Еще один всплеск. Двое. Линсей почувствовал себя в толпе.

Они наверняка с передовой базы. Линсей испытал приступ раздражения: это он приходит на передовую базу, а не они к нему. Трудно себе представить, что же их заставило выбраться сюда. Зато он легко вообразил, как они ошеломленно озираются и не могут его найти. Третье правило выживания здесь гласило: держись подальше от точки прибытия.

Для верности он взял пеленг, поднял винтовку, которая стояла у штурманского стола, и двинулся прочь через кустарник. Любой наблюдатель заметил бы, как Линсей старается держаться в тени, выходя из укрытия только в случае необходимости, и то ненадолго. Но никакого наблюдателя тут не было. А был бы — Линсей уже подкрадывался бы к нему сзади.

Люди ошибались насчет Робинзона Крузо. Воображали себе веселого, но решительного мужика, который только и думает, что о трусах из козьей шкуры да об освобождении рабов. Но кто-то на передовой базе одолжил Линсею потрепанный томик. Робинзон Крузо провел на своем острове более двадцати шести лет, как выяснил Линсей, и большую часть этого времени потратил на постройку частоколов. Это Линсей одобрил: мозги у парня были в правильную сторону сдвинуты.

Здесь стояло позднее лето. Здесь — это примерно в районе южной Франции, хотя Кулак так измочалил побережье, что его уже было не узнать. Тут уже остались не только кратеры, которые настолько разнообразили ландшафт пару десятков Земель назад. Здесь Кулак прочесал Европу и западную Азию, так что здоровенные куски полетели к самому ядру в языках плазмы. Должно быть, зима тянулась несколько лет, прежде чем атмосфера сбросила большую часть пыли. Когда небо прояснилось, времена года перепутались. Дуршлаг, в который превратилась Европа, очутился немного ближе к новому экватору, Земля стала вихлять на орбите, а ледовые шапки быстро разрастались.

Однако человечество тогда постигало премудрости сельского хозяйства и всего этого не заметило. Стая рантелоп сторожко следила за передвижениями Линсея. Он не охотился на здешней Земле — для этого было проще отпрыгнуть на одну назад, — но все равно животные ему не доверяли. Пришедшая следом за Кулаком зима не сумела полностью истребить всех приматов, а оставшиеся в этих местах бабуины были жестокими охотниками.

Бабуин, которого он окрестил Абиз Яном, наблюдал за ним с удобного места на высоком валуне. Линсей радостно помахал ему. Абиз Ян увидел винтовку. И в ответ махать не стал.