Но сегодня Ерка трезвый, как стеклышко. Самым первым начал он рабочее утро: нагрузил сено, овса насыпал в мешки. По мягкому новому снегу, полагаясь на своего умного Казанчика, поехал к ферме. Валька-молочница вышла за ним на улицу, позевала - затрусила на ферму. Он, Ерка, хотел ее подвезти, она отмахнулась: "Паняй, паняй! Скотина не кормлена!"

Звенят подойники. Запахло парным молоком. Над свежими снегами поплыл еще запах хлебушка. Это заработала пекарня. Подле пекарни остановились геологи. Кто-то из них побежал к Кусеву.

Вася-разведчик тут как тут.

– Вася, что нового?
– спрашивает его кто-то из лоховцев.

– Концерт готовим, - говорит важно Вася-разведчик.

– Какой концерт?
– не понимает, наверное, новичок. Самодеятельности, что ли?

– Настоящий концерт. А вы насовсем в поле? Жалко, не посмотрите.

– А ты нам свой номер теперь покажи. Пока Кравчук-младший за бутылкой побежал.

– Нет, не могу. Я сегодня на работу поступаю.

– Куда это, Вася?

– Мы с Мишей Покоем идем поступать к новому прорабу.

– А чего вы будете делать?

– Дома строить.

– А ты разве умеешь?

– А чего их там строить? Разборные-то дома? Клади да клади!

– Спьяна-то все балки перепутаешь.

– Ты за меня будь спок! Я не перепутаю.

– А Миша Покой тебе спьяна подсунет не ту балку?

– Миша тоже завязал.

– А если он нечаянно пришибет тебя? Ты подумаешь, что он завязал, а он вовсе и не завязал и пришибет тебя? Кто за вас будет отвечать? Новый прораб?

– Веселые вы парни!
– обиженно говорит Вася-разведчик.
– А Ерофеич ведь помер.

– Сурок?!

15

Ерофеич, по прозвищу Сурок, - Витькин отец. Витька здешний бич. Тот, которого имел в виду директор совхоза, когда предупреждал Волова о здешнем неприличном контингенте. Пахан - зовет его в глаза и за глаза Витька.

Когда появилась газета с материалом "Где край земли...", Сурок всем показывал место, где говорилось о нем: упоминался _в_е_т_е_р_а_н_о_м_, Сурок, - следовало из текста, - готовил эту богатую землю поколениям нынешним, которые пришли и открыли недра земли. Поселок этот, как явствовало из материала журналиста Квасникова, будет впоследствии городом, а так вечным кругом пойдут поколения, а Ерофеич в этом круге не последний: одним из первых ставил дома на этой суровой земле!

Квасников не предполагал, что за перечислением всех, скопом, ветеранов, последует в поселке столько кривотолков.

Ерофеич-покойник жил тут действительно давно. Естественно, приехал не по собственной воле. Он попал в свое время в железные лапы кагановичской комиссии, которая в тридцать первом нагрянула на Кубань и подчистую выметала там хлеб из сусеков и амбаров. Ерофеич и заступись за свой кровный труд. Как избежал вышки - бог хранитель рядом стоял. Витька, когда напивался, орал: кулак! Он считал, что отец сволочь, если народил его, зная заведомо: будут считать кулацким сынком и дороги, конечно, в жизни не дадут. Учился он в школе спустя рукава, рано стал пить и гулять с девками, поймал в семнадцать лет скверную болезнь, выдержал трехдневное издевательство над собой, и рассказывал об этом всегда гогоча, будто подцепил не гонорею, а награжден был медалью за спасение человека.

– Сынов у меня три, - говаривал, выпив, - явно в ответ на выпады младшего Ерофеич.
– Они-то завоевали, а ты, четвертый, не справился...

Старший у Ерофеича воевал, средний тоже пошел в люди, а Витька все ехал на дурачка.

Дней пять назад, перед самой смертью, Сурку вдруг полегчало. Он поднялся на ноги, сходил за бутылкой к Кусеву. Тот дал без слов: как-никак из могилы, гляди, выкарабкался. Витька куда-то завеялся. У него темных делишек сколько угодно. Чудился Ерофеичу разговор чужой. Вроде даже знакомый голос. Леха?! Сбежал из тюрьмы и тут, выходит. К Мамокову бы пойти и заявить! Убьют ведь потом.

Сидел один за бутылкой, и вся жизнь проходила перед ним. Не сладкая жизнь-то. Казаковал он бойко, воевал за белых, но вовремя спохватился - к красным перешел. Если бы не этот его лояльный, как сказал один из комиссии, шаг в сторону советской власти, быть бы ему на суку. Очутился на севере, у этой речушки. Кулаком он никогда не был. Здесь - да. Здесь, чтобы не помереть, он копил копейку к копейке. Власти советской Сурок верить перестал вовсе после того, как трудом праведным, работая на заготовке дров, построил себе дом, а его отняли для почты.

– Все вам можно, - плакал навзрыд, прося не отнимать собственным горбом нажитое добро. Куда там!

– Ты кулак. Ты деньги схоронил от родной власти.

Потом он уже не был дураком. Дом новый поставил, но с виду неказистый. Никто не забирал. И копил, копил.

Перед самой смертью Витька пришел с Валеркой Меховым, закадычным своим дружком. Витька страшно удивился:

– Встал?! Ух, деляга! Почему не говоришь, старый хрыч, где закопал? С учеными собаками найду!

– Хорошо бы, если бы я тебя застрелил!
– спокойно ответил Сурок.