Кроме того, знакомящийся с литературой по проблеме сталкивается с затруднениями при ответе на большинство вопросов нормативного характера, связанных с созданием и функционированием штрафных частей, их комплектованием, порядком привлечения лиц, совершивших дисциплинарные проступки и преступления, к защите Отечества с оружием в руках, правовым статусом воевавших в составе ОШБ и ОШР военнослужащих как постоянного, так и переменного состава.

Анализируя причину такого положения, автор пришел к выводу о существовании обширного предметного поля для новых исследований, лежащего на стыке военной истории, с одной стороны, и военного права, с другой. Межа, возникшая в период становления историографии проблемы объективно, по причине необходимости накопления нарративного материала и выработки специфического взгляда на один и тот же институт, к сожалению, до сих пор не устранена и препятствует выходу специалистов обеих научных дисциплин на новый уровень анализа и обобщения.

Призыв к коллегам по цеху разрешить эти и родственные им проблемы на междисциплинарной основе, совместными усилиями военных историков и специалистов в области военного права, автор подкрепил личными исследовательскими попытками, отразив их результаты в настоящей монографии.

Штрафные и заградительные формирования вошли в штат Красной армии почти с самого ее рождения. В этом нет ничего необычного. РККА хоть и характеризовалась партийными пропагандистами «армией нового типа», но комплектовалась из человеческого материала, доставшегося от старой эпохи. Непосредственной причиной учреждения института штрафных и заградительных формирований стало массовое бегство из рядов Красной армии мобилизованных, а также уклонение гражданского населения от мобилизации.

Надежда на то, что новую армию удастся создать на добровольных началах, у большевиков растаяла довольно быстро. Если в принятом Советом народных комиссаров 15 января 1918 г. декрете «О Рабоче-Крестьянской Красной армии» (это был первый специальный законодательный акт по организации Вооруженных сил молодой социалистической республики) провозглашалось ее создание «из наиболее сознательных и организованных элементов трудящихся масс» в качестве фундамента «для замены постоянной армии всенародным вооружением в ближайшем будущем» [43] , то уже к середине года стало ясно, что вследствие усталости мужской части населения от многолетнего пребывания в окопах Первой мировой войны, хозяйственной разрухи и других неблагоприятных факторов регулярной армии на этих принципах не построить. Поэтому уже 10 июля 1918 г. постановлением 5-го Всероссийского съезда Советов «Об организации Красной армии» был санкционирован переход к иному принципу – принудительному призыву, мобилизации лиц мужского пола в возрасте от 18 до 40 лет [44] .

Инициатива властей сразу же натолкнулась на сопротивление населения. За полгода, оставшиеся до конца 1918 г., от мобилизации уклонилось более 917 тыс. человек [45] . Значительное число красноармейцев самовольно оставили свои воинские части.

Власти отреагировали на это явление самым радикальным образом. Так, 24 ноября 1918 г. председатель Революционного военного совета и нарком по военным делам РСФСР Л.Д. Троцкий отдал войскам Южного фронта приказ № 65, в котором говорилось: «1. Всякий негодяй, который будет подговаривать к отступлению, дезертирству, невыполнению боевого приказа, будет расстрелян. 2. Всякий солдат Красной армии, который самовольно покинет боевой пост, будет расстрелян. 3. Всякий солдат, который бросит винтовку или продаст часть обмундирования, будет расстрелян».

В этом приказе содержалось и первое упоминание о создании частей, на которые возлагалась задача заграждения: «Во всякой прифронтовой полосе распределены заградительные отряды для ловли дезертиров. Всякий солдат, который попытается оказать этим отрядам сопротивление, должен быть расстрелян на месте» [46] .

18 декабря Л.Д. Троцкий по телеграфу потребовал от командования Южного фронта доклада: «Как обстоит дело с заградительными отрядами? Необходимо иметь, хотя бы в зародышевом состоянии, сеть заградительных отрядов и точно разработать порядок их укомплектования и развертывания».

Но, несмотря на принимаемые меры, в 1919 г. масштабы бегства от военной службы не сокращались. Три четверти общего количества дезертиров составляли уклонившиеся от мобилизации. Пик пришелся на весну – пору посевных и иных работ в деревне. В мае в Воронежской, Курской, Орловской, Рязанской губерниях 75, а кое-где и 90 % лиц, подлежавших призыву в армию, уклонились от него. В целом по республике к началу июня 1919 г. таковых насчитывалось почти 755 тыс. человек. За этот же срок из тыловых частей дезертировало более 114 тыс. человек (по другим сведениям, еще больше – почти 177 тыс.) [47] .

Дезертирство приобрело такие масштабы, что не только препятствовало созданию боеспособной Красной армии, но и стало серьезно угрожать основам власти, будучи питательной средой и источником людских ресурсов для антисоветских вооруженных выступлений, бандитизма, подрыва устойчивости тыла.

Совет рабочей и крестьянской обороны РСФСР 25 декабря 1918 г. принял постановление, в котором дезертирство признавалось «одним из самых тяжких и позорных преступлений». Он обязал Революционный военный совет республики предпринять конкретные меры по борьбе с этим явлением [48] . СРКО принял также решение об учреждении временной комиссии «с самыми широкими полномочиями» в составе представителей Всероссийского Главного штаба, Всероссийского бюро военных комиссаров и Наркомата внутренних дел, получившей название Центральной временной комиссии по борьбе с дезертирством – Ценкомдезертир.

Этим же постановлением была установлена «наказуемость» задержанных властями дезертиров, то есть определялись санкции, предусматривающие виды наказаний «в пределах от денежных вычетов (в утроенном размере причитавшегося им за время отсутствия из части содержания) – до расстрела включительно» [49] . СРКО поручил Наркомату юстиции совместно с Наркоматом по военным делам разработать для революционных трибуналов соответствующие инструкции по определению степени виновности дезертиров.