Шрифт:
— Я тебя сожру. Потом, как можно будет… — обещаю. — Дни отмечать буду. За каждый день простоя… отработаешь.
Позволяю себе руку под рубашку просунуть и провести пальцами между её ног. Течёт рекой. Смазка аж по бёдрам стекает.
— Звезда рыдать устанет, — хмыкаю. — Голодная моя…
Руку её перехватываю с пальцами, перепачканными в сперме. Задираю сорочку.
— Разотри по себе.
— Но…
— Потом умоешься. Хочу, чтобы мной пахла.
С лёгкой усмешкой наблюдаю, как приказ старательно выполняет. Одёргивает сорочку и поправляет на мне одежду. Упаковывает в трусы моё хозяйство. Оно уже снова в её руки просится.
— Неугомонный.
— Это даже не трах. И не прелюдия. Так… — хмыкаю. — Ни о чём.
— Значит, ни о чём… — оскорблённо губы поджимает. Щёки вспыхивают краской. — Тогда я смою с себя. Всё это. Ни о чём.
— Не трынди. Я тебе смою. Через колено и по ягоде. Отшлёпаю. Лучше часы мне подай, — киваю в сторону комода.
— Но у тебя же есть…
— Другие хочу. Эти отцовские. Сними их с меня…
Малая послушно отщёлкивает застёжку и взвешивает часы на ладони.
— Тяжёлые и горячие. От твоей кожи, — замечает.
Забираю у Малой часы, прося:
— Другие достань. С чёрным циферблатом.
Прячу старые часы в карман, жду, пока Малая с другими ко мне подойдёт. Старательно надевает на руку, защёлкивая. Поправляет на руке. Едва ощутимо пальчиками ведёт, но словно душу царапает.
Распарывает надвое, дерьмо выбрасывая. Что-то новое появляется. Другое. Давно забытое или никогда не чувствуемое ранее. Хер его знает. Но колбасит сильно. От земли отрывает. Вверх подбрасывает.
— Что ты собираешься делать, Рустам?
— Вытравить крыс. Исаевы поплатятся, — плотнее челюсти сжимаю. — Все. Поплатятся.
Цепляется за рубашку пальцами, едва не разрывая на мне. Глаза блестящими становятся из-за влаги солёной и горькой — как наше начало.
— Будь осторожен.
— Буду. И вот это не стоит, — пальцем снимаю каплю, скользнувшую на щеку. — Тебе покой прописали. Марш в постель.
— И про…
Накрываю её рот ладонью, запирая. Знаю, о ком спросить хочет. О Ризване. На потом этот вопрос оставил. Сначала нужно устранить гангрену, разросшуюся рядом. Потом всё остальное.
— Не стоит. Я решу. Всё. Не глупи, Малая.
Снимаю пальцы, запуская их в волосы. На миг к себе прижимаю. Ещё секунда — и пора уходить.
— Ты всегда меня так называешь — Малая.
— Да. Ты и есть Малая. Кроха. Дева. Девчоночка. Девочка… — треплю по щеке. — Малая. Всё, харе ко мне липнуть и мозги в кисель превращать. Дуй в кровать.
Успевает ещё раз мазнуть губами по подбородку и только потом в кровать забирается, послушно расправляя одеяло.
— Охрана сменится. Все предупреждены. Но лучше без надобности… не высовывайся. До моего возвращения.
Серьёзно кивает, даже не перечит.
— Ты вернёшься, — не спрашивает.
Утверждает. Как напутствие.
Подтягивает одеяло повыше и закрывает глаза — аудиенция окончена, млять. Ноги будто к полу приросли. С корнями отрывать приходится.
Оказывается, они уже вросли. Не в землю. Но в неё. Прочно так. В сторону сдвигаться сложно.
Но это лишь временно.
Сбегаю вниз. Обвожу взглядом территорию, ощетинившуюся ещё большим количеством охраны. Так лучше. Да. Безопаснее.
— Выдвигаемся. Пора.
Глава 85. Зверь
Пятый толкает Ареса в спину. В сторону его машины. Мы чуть раньше приедем на встречу, чем Исаевы. Места займём. Арес якобы один будет. На самом деле рассредоточу людей по местности.
Пятый весело посвистывает, лихо управляя машиной Ареса. Седан представительского класса. Сам Арес сидит рядом со мной, на заднем сиденье.
— Рустам Бекханович, — обращается ко мне официально. — Нино не виновата. Она ничего не знала и не обязана платить за мои дела.
— Раньше думать надо было, когда свою шкуру продавал.
Глаза старикана вспыхивают ненадолго, потом тухнут. Некоторым нельзя долго на одном месте засиживаться. Они начинают считать, что место — их законное. По праву. На деле — ни хера подобного.
— Нино и Тамара уже на вокзале. Им запрещено переступать черту города. На этом всё, — скупо добавляю.
Арес кивает. Простого «спасибо» от него хрен дождёшься. Он себя правым считает. Даже сейчас.
Поездка проходит в полной тишине. Если не считать разухабистого свиста Пятого. Нам докладывают, что впереди всё чисто. Можно тачки бросать в неприметном месте и тариться по закоулкам пустующего здания, ожидая приезда Исаевых.