Но чувствую, что есть во мне какая-то досада. Меня за человека не держат. Хотят, как сучку для вязки, использовать. Ни капли тепла и человеческого отношения.

— Аппетиты у Зверя огромные, — неторопливо говорит Ризван. — Затрахать до смерти может. И порвать так, что жопу потом месяц восстанавливать надо будет.

— Мне дурно слышать такую грязь, — бормочу я.

— Не кривься, дурочка. Это хорошо, что Зверь свою дурь голодную на другой бабе спустит. И не бледней от грубых слов. Привыкай. Радуйся, что Зверь тебя на особом положении держать хочет. Не как шлюху. Для Зверя все бабы — шлюхи. Как эта, например, — кивает в сторону окна. — А шлюхами Зверь привык делиться со всей братвой. Понимаешь?

Кристина опять взвыла протяжно. Закричала. И охать начала. Гортанно и низко. Похабно.

— Кажется, до задней двери добрался! — хохочет Ризван. — Сейчас продолбит её насквозь, потом другим передаст. Ждёт её заебательски долгая ночь.

Сглатываю ком в горле.

— С тобой тоже делится?

— Делится. Я сам не беру, — Ризван сосредотачивается на своих лезвиях.

— Почему?

— Что почему?

— Почему не берёшь то, чем Зверь делится, — уточняю я.

— Жена у меня есть. Других женщин мне не надо, — спокойно объясняет мужчина.

— Она знает, чем ты занимаешься?

— Знает. Поэтому далеко и надёжно спрятана.

— Ясно.

Говорю так, хотя мне ничего неясно.

— У Зверя тоже жена есть? Вернее, была. Жена и сын?

Кавказец кивает.

— Умерли? Как?

— У папаши своего при случае спросишь. Если пересечёшься с ним, конечно.

Опять меня носом в родство какое-то тыкают. Вот и участковый говорит, что я деду не родная внучка была.

— Даже если я не родная деду, что это меняет? Я всю жизнь в деревне прожила. Дальше города не ездила. А это всего сорок километров…

— Радуйся. Со Зверем покатаешься по миру, — хмыкает Ризван.

Мороз по коже продирает. Покататься со Зверем. Внезапно мир начинает огромным казаться.

Я конечно знаю, что наша деревня — это ничто. Пыль. Но только сейчас понимаю, что скоро мне предстоит покинуть знакомые места.

Я не знаю, что там меня ждёт. И это пугает. До рези в животе. Пытаюсь подумать о другом. Но словно нарочно слова изо рта выскальзывают:

— Как зовут его? Зверя.

Ризван молчит.

— Ты знаешь, как его зовут, — продолжаю говорить.

Помню, что он говорил мне о непокорности, как это бесит. Рот на замок — и прогнись. Но я так не умею и не хочу.

— Знаю, — лениво отвечает мужчина. — Но тебе не скажу. Не заслужила…

— Почему? Что мне даст его имя? — фыркаю про себя.

Тоже мне, честь огромная, знать, как этого извращенца озабоченного зовут.

— Вот тут ты ошибаешься, Арина. Пока имя у тебя есть, ты человек. Бумаги твои сожжены. Имени у тебя, считай, нет. В деревне о тебе забудут и предпочтут не вспоминать… Так что быть тебе Девкой, Малой или как ещё Зверю в голову придёт тебя называть. Всё херня. Как шмотки с чужого плеча.

— У вас у всех клички.

— Не сравнивай. Кликуха — это всё равно что второе имя. У тебя его нет. Ни первого, ни второго. Вообще ничего нет. Будешь дурой — и жизни не останется. Ясно?

Движения Ризвана странно успокаивают. Нервы взвинченные заставляют усмириться.

— Нет, — вздыхаю. — Ничего не ясно. И ничего не хочу, из того, что есть сейчас. Жить хочу по-своему.

— По-своему не получится, Арина.

— Говоришь, имени у меня нет. А сам по имени называешь.

Кавказец вздыхает.

— Ты вроде девка не тупая. Но прикидываешься безмозглой. Мне что твоё имя, что прозвище — насрать. Но тебе самой — явно нет. Смекаешь?

Укладываюсь на кровать. Закрываю глаза. Один головорез швыряет меня, как кусок грязи. Второй играет в няньку-надзирателя. Строгий надзиратель. Скажешь не то слово — прирежет и глазом не моргнёт.

— Используй с умом особое положение, — даёт последний совет Ризван и замолкает.

Я засыпаю под методичные чирканья лезвия по точилу. Даже крики и стоны Кристины словно отходят куда-то далеко. На второй план.

Зверь развлекается. И я ошибочно думаю, что на этом сегодняшние потрясения заканчиваются.

Но ночью чувствую, как меня хватают. Сильные пальцы всё сминают — грудь, живот, задницу.

Это Зверь. Узнаю его запах и жёсткий захват пальцев.

Амбал сдёргивает меня на пол. Рывком штаны стягивает, трусы единым движением на клочки разрывает.

— Нет! Не надо!

Кричу. В панике захлёбываюсь. Я не готова. Никогда не буду готова к такому. Не хочу, чтобы он меня трогал.

— Не рыпайся, Малая, — гортанно рычит. — Пора тебя распечатать и спермой накачать!