Шрифт:
— Что, опять няню уволил?
— Да, прозорливая моя, — целую её в щёку и спешу удалиться. Я и так уже опаздываю. Вечно везде опаздываю, если не могу решить вопрос с детьми. Как же найти хорошего человека? Чтобы с душой и ответственный? Очень сложная задача, однако.
К обеду я похож на выжатый лимон. К чёрту всё. Две недели отдыха я заслужил. Для это пришлось всех напрячь, довести до истерики собственного секретаря, перекраивая графики встреч и убеждая её, что ничего страшного не случится. Я всё время на связи, и часть вопросов вполне способен и в телефонном режиме решить.
На три у меня собеседование. Агентство готово предоставить мне список новых кандидаток в няни. Надеюсь, хоть в этот раз мне повезёт?
С везением оказалось туговато. То слишком молодые — что они знают о детях? Тем более, у меня подросток. Сложный период. То не подходили мне по каким-то другим причинам.
В конце концов, я сделал выбор. Пусть она и постарше, чем мне бы хотелось, но, может, это и к лучшему? Ведь мать моя тоже не богиня молодости, однако ей как-то удаётся находить с детьми общий язык? Буду надеяться, что и эта матрона меня не разочарует.
Больше всего мне понравилась её готовность приступить к обязанностям почти сразу.
— В семь я заберу вас, — поглядываю на часы и получаю уверенный кивок, полный достоинства. Немногословная — тоже плюс. Не лебезит — замечательно.
Я уже направлялся к машине, когда меня остановил приветственный взмах руки. Самохин. Тот самый, что привёз накануне новую соседку. Интересно, что ему от меня надо?
Ива
Когда я вернулась в дом, там вовсю орудовала молодая женщина с пылесосом. Немного старше меня. Соня. Кажется, так её называла кухарка. По дому плыли волшебные запахи. Но я бы, наверное, всё отдала, чтобы побыть в одиночестве. Слишком много людей. Это… душит. Тем более, когда они хозяйничают, а я не чувствую себя настоящей хозяйкой.
— У меня большая просьба, — поманила я за собой Соню. — Пожалуйста, не убирайте в этой комнате. Я сама.
Я завожу её в то помещение, что облюбовала для себя под мастерскую. Соня ахает. Есть от чего.
— Я здесь работаю, — объясняю женщине. Здесь всё под рукой, в определённом порядке уложены нитки. Я наизусть знаю, где какой оттенок и не путаюсь. Если их никто не переложит случайно не в том порядке.
Соня заворожено смотрит на стол. Там — мотивы нового платья. Я выкладываю их по мере готовности.
— Это делаете вы? — я понимаю её интерес.
— Да. Это моя работа.
— Знаете? — розовеет она от смущения. — Я бы могла аккуратно убирать. Не трогая ничего важного. Здесь очень большая комната. И очень много окон. Вам… будет сложно и тяжело, а я привыкшая. Не беспокойтесь — ничего не трону, не прикоснусь.
Я колеблюсь, но нехотя соглашаюсь: слишком большая физическая активность мне не на пользу.
Чуть позже Зоя Николаевна зовёт меня завтракать.
— Всё свежее и горячее, полезное и из хороших продуктов.
Она усаживает меня за стол, ставит чашку горячего какао, а я с трудом сдерживаю слёзы: это запах и вкус детства. Бабушкин любимый напиток.
Зоя Николаевна следит, чтобы я съела и пышный омлет, и тосты с маслом, и обязательно попробовала её фирменные рогалики. Они и правда замечательные — тают во рту.
— Видите, и не нужно питаться всяким фастфудом и вредным чем. Я вам тут и борщик, и варенички, и голубцов накрутила. А ещё булочки будут, хлеб домашний.
— Да здесь на неделю, — смеюсь и с ужасом думаю, что не смогу всё это осилить. Нужно срочно заводить хороших знакомых.
— Нет-нет! Я всего понемножку! Через день приду, свеженькое приготовлю.
Она слишком добра. И заботится обо мне, как мать, которой я не знала. Но невольно закрадывается в голову вопрос: это искренне или просто желание во что бы то ни стало удержаться на работе, которая, как я поняла, ей очень нужна?
Как бы там ни было, я не собираюсь разрушать установленный порядок. Если отец доверял этим людям, значит они достойны, чтобы их не обижать ничем. Недоверием — в первую очередь.
— А можно я кое-что спрошу? — Зоя Николаевна кивает с готовностью.
— Вы всегда спрашивайте, что не понятно, узнать хотите или сомнения какие. Всегда поможем. Осиротели вы. Обжиться надобно. Дом здесь хороший, посёлок спокойный, тихий, соседи нормальные.
Речь у неё успокаивающая. Монотонная и похожая на спокойное течение небольшой речушки. Кухарка словно хотела угомонить любое волнение, залечить искалеченные нервы. Жалела меня, наверное, по-бабьему. И в глазах — мягкость.
Я не стала переубеждать её. Что сиротство — привычно. Что отца я своего знать не знала, как и мать. И что всего лишь не привыкла к этому месту и людям. Вообще к людям у меня особое отношение. Но зачем ей об этом знать?