— Мы не будем ждать, — жестко оборвал он меня. Расстроена была не только я. Герман все это время гладил мое лицо, плечи, руки, будто находил в этом успокоение, а может, хотел запечатлеть в своей памяти меня красивую и полноценную. — Твоя мама продала квартиру, деньги на операцию передала через меня.

— Продала квартиру? — моему удивлению не было предела. — А где они живут? — подняла голову и уставилась на него.

— Снимают комнату в коммуналке. Адрес она мне оставила.

— Я не понимаю… Зачем?..

— Она тебя любит, Полина, и переживает. — мне не верилось, что она так поступила. Я пыталась все это переварить в голове, не получалось.

— Если бы любила, не продала Машу. — как один человек может поступать и благородно, и так подло? — Я бы умерла, не разреши ты мне быть с дочкой. Не хочу ее денег, — яростно замотала головой. — Герман, понимаешь, я буду чувствовать себя должницей! Мне кажется, я никогда не смогу простить маму. Не знаю, как ко всему этому относится! — я была растеряна. Боялась, что за этим поступком кроется какой-то подвох. Поверить? А если она вновь меня предаст?

— Полина, я взял ее деньги по одной причине — хотел, чтобы ты узнала, как поступила твоя мать. Согласись, это о многом говорит? У меня есть деньги, ты не будешь ни в чем нуждаться. Как только поправишься, мы вернем обратно твоей матери всю сумму. Пусть купят жилье. — как же хотелось довериться ему. Спрятаться за его широкой спиной от всех проблем. Плакать в жилетку, когда плохо. Прямо, как сейчас.

— Твоих денег я тоже не хочу, Герман. Поэтому и жду квоту. — негромко произнесла, утирая слезы.

— Полина, не начинай! Это не обсуждается.

— Ты не понимаешь, Герман…

— Это ты не понимаешь! Я не буду стоять в стороне и ждать чуда! Мы будем бороться за твою жизнь. Вместе! — после таких слов и умереть не страшно. Он так крепко прижимал меня к себе, что я могла задохнуться.

— Не перебивай меня, Герман. Я хочу, чтобы ты знал. Операция может сделать меня инвалидом, — ко мне вернулись все прежние страхи. Наверное, сейчас я чувствовала их еще острее, ведь теперь у меня появилась надежда. — Врачи говорят… — набрала побольше воздуха в легкие и произнесла: — я могу остаться слепой или сумасшедшей…

Главва 25

Герман

— Врачи говорят… — замечаю, как она собирается с силами, чтобы продолжить: — я могу остаться слепой или сумасшедшей… — медленно выдыхает, и добавляет: — это ведь головной мозг, задень любой нерв и ты инвалид…

Блин! Думал и сам об этом, пока ехал домой. Надеялся, что если нет метастазов, не должно возникнуть проблем. А тут…

Словно удар под дых получил. И ведь не закроешь глаза, чтобы переварить информацию, не уйдешь подумать, потому что она смотрит в твои глаза и ждет вердикт. Дашь слабину, она перестанет тебе верить. Потеряет надежду. В душе ее поселится страх.

— Я буду рядом, Поля, — даю обещание. И как же хочется верить, что смогу его выполнить. Смотрю в ее глаза, не моргаю. Пусть черпает оттуда веру.

Я видел безумие в глазах Наташи. Тогда мне не было страшно, я испытывал сожаление и четко понимал, что ей нужна помощь.

С Полей все настолько хрупко, что я теряюсь в своих эмоциях. Смерть, безумие, слепота… И такой же шанс выздороветь полностью. Мы будто вызвались сыграть в русскую рулетку, но у Поли лишь одна попытка. Не можешь отказаться. Не можешь предугадать результат.

Мне реально страшно и я признаюсь себе в этом. Страшно ее потерять. Моя сила, власть, деньги могут оказаться бесполезными.

Целую ее в губы. Чтобы отвлечь. Чтобы дать себе время смириться с ее диагнозом. Впереди долгая дорога и мы пройдем ее вместе. Чтобы там не случилось, я не оставлю ее.

— Больше смерти, я боюсь, что после операцию останусь неполноценной. Думаю, зачем Маше такая мать. Да и буду ли я понимать, что она моя дочь?

— Прекращай нагнетать, Полина! Ты поправишься, будешь заниматься воспитанием нашей дочери. Маша будет гордиться своей мамой. — я говорил уверено. Верил в то, что произносил. Нельзя поддаваться страху и переживаниям. Есть проблема, которую нужно решать. Найдем лучших хирургов, минимизируем возможный риск.

Его боль и страх, будто волной накрыли и меня. Я не дам утонуть Поли в ее переживаниях.

— Спасибо, — шепчет мне в губы и целует. Подхватываю ее на руки, присаживаюсь на кровать, а Полину пускаю на свои бедра.

— Герман, тебе нельзя! — швы на груди напомнили о моем ранении, стискиваю челюсть, чтобы не застонать. — Кровотечение может открыться.

– Не болит почти, Полина. Зажило все. — сейчас мне моя рана кажется царапиной. Несколько дней и только короткий шрам будет напоминать об ударе ножом.