Стены кабинета главы Агентуры были выкрашены в спокойные зелено-голубые тона. Никаких украшений, никаких стеллажей с документами и иными бумажными носителями возле них не было. Из-за скудности обстановки массивный стол и пара стульев возле него были похожи на айсберг, возвышавшийся над водной гладью.

Девушка со вздохом опустилась в кресло. Автоматически активировались экраны, встроенные в стол и расположенные над ним вертикально. Засветилась и объемная фотография, сделанная еще в Академии. На фотографии были изображены сама Ким, Майкл, Мила, Джонс и Рафаэль Рид – пятеро очень близких людей. Почти семья.

Кимберли потерла переносицу, сдерживая горькие эмоции. Одного из членов их дружной семьи больше не было в живых.

Поддавшись порыву, девушка взяла проектор с фотографией в руку, вошла в режим редактирования изображения и парой грубых мазков затерла улыбающееся лицо Майкла. Когда друг перестал смотреть прямо в душу, стало спокойнее.

Откинувшись на спинку кресла, Ким долго – почти целую вечность! – разглядывала получившееся изображение. Из печальных раздумий ее вырвал гудок коммуникатора.

– Мэм, к вам Арутюн Игнатьевич, – доложила Мила.

– Пусть войдет, – ответила Кимберли.

Она отключила защитную программу и дистанционно открыла дверь.

На пороге кабинета появился человек лет пятидесяти, склонный к полноте. Лицо его аккуратно обрамляли черные волосы, подбородок украшала бородка такого же цвета.

– Добрый день! – приветствовал начальницу Арутюн Игнатьевич Филлипов – главный судмедэксперт Агентуры.

– А добрый ли? – печально отозвалась Ким.

Филиппов развел руки в стороны, мол, у него иных не бывает, в отличие от его пациентов.

Кимберли предложила гостю присесть.

– Как мне передали, вас интересуют результаты вскрытия погибших агентов?

– Совершенно верно.

– Все результаты внесены в протоколы, которые вы видели. Боюсь, я не скажу вам ничего нового.

– Совсем ничего?

– Увы! Если агент разбился, то он разбился. Если утонул, то…

Ким понимающе кивнула, не имея желания дослушивать.

– Вы верите в это? – пристально вглядываясь в добродушное лицо, спросила девушка. – Возможно ли, что почти все агенты, работающие по 25 сектору, погибли при несчастных случаях в течение двух недель?

– Да, это выглядит странно, но, мэм, что мне остается? Я верю своим глазам и результатам своей работы, а они мне говорят, что это несчастные случаи. Хотя…

– Хотя? – подхватила Ким.

– Это все, действительно, очень странно. Я бы посоветовал вам, посмотреть на это дело повнимательнее. Методы судебной экспертизы вызывают восхищение и поражают в лучшем смысле этого слова. И все же они куда менее совершенны, чем разум живого существа, – Арутюн Игнатьевич коротко улыбнулся и добавил: – К тому же я знаю, что ваша интуиция еще ни разу вас не подводила. Если что-то кажется вам подозрительным, то дело, скорее всего, действительно нечисто.

– Забавно. Чак тоже советовал мне подумать.

Они немного помолчали.

– Если у вас больше нет вопросов, мэм, я бы хотел уйти. У меня очень много дел.

– Да, да, разумеется.

И Кимберли снова осталась в одиночестве, если не считать друзей с фотографии. К несчастью, старая картинка ничем не могла ей помочь. Она не могла объяснить, почему не сходилось то, что видела девушка собственными глазами с теми выводами, которые сделали эксперты. Слишком умен был противник.

Ким сцепила руки замочком и оперлась на столешницу, опустив голову.

– Но я ведь тоже не глупа, – прошептала девушка. – Я найду способ доказать, что это были убийства. Я должна его найти…

30 октября 2976 года

5 сектор, Центр

Одинокий дом в «сельском районе» Центра

Стрелки часов давно переместились за отметку двенадцать, но сон не шел. Ежась от холода, девушка встала, прошлась по комнате, вновь села на кровать, поджав ноги и накрывшись одеялом.

«Может, это ты не хочешь услышать его крик?» – вспомнились Ким слова Чака.

– Хочу, очень хочу…

Она взяла с тумбочки портативный компьютер и вошла в базу данных Агентуры. Отыскала и открыла протоколы осмотров мест преступления, заключения экспертиз, заключения Арутюна Игнатьевича. Просмотрела их раз, другой…

Ничего.

Но что-то, определенно, должно было быть! Какая-нибудь мелочь, которая подтолкнула бы мысли в правильном направлении.

Ничего! Ни единой зацепки в доброй сотне документов!