Настроение могло бы быть прекрасным, если бы не понимание того, что я ни чего кардинально в сложившейся ситуации изменить не могу. Казалось, что командование фронта и Генштаб живут какой-то своей, оторванной от действительности жизнью.

Разведке довольно точно удалось установить, что всего на Западном направлении сосредотачивается около 80 вражеских дивизий. А в районе Духовщины, против восьми дивизий 19-й и 30-й армий немцы уже расположили семнадцать своих. Причем полностью укомплектованных, то есть доведенных до штатного расписания в 18 тысяч солдат и офицеров. В наших же войсках численность личного состава колебалась от 7 до 9 тысяч штыков, вместо положенных 10–12. Но, ни каких кардинальных изменений в обороне предпринято не было. По крайней мере, я ни чего об этом не знал, хотя последние дни зачастил в разведотдел и штаб фронта, стараясь обратить внимание на еще один ударный танковый кулак, готовящийся к рывку со стороны Рославя и Починок.

– Оставь ты эти свои бредовые идеи, – сказал как-то один из знакомых штабистов, – военная история не знает случаев, когда на одном операционном направлении были бы сосредоточены сразу три танковых группы такого размера. А две нам уже известны.

– Но, танки-то наши разведчики своими глазами видят. И считать еще не разучились, – пытался я отстоять свою правоту. – Специально задание давали «языка» взять. И он все подтвердил.

– Немцы мастера нам дезинформацию подкидывать. Не хочешь прослыть тактически безграмотным дураком – не лезь на чужое поле. Тут и без тебя стратегов хватает. Вон в курилку за штабом зайди, еще и не таких прогнозов наслушаешься.

И вот как в таких условиях «историю вершить». Я-то думал, что сейчас, почти на блюдечке, преподнесу планы противника об окружении наших войск под Вязьмой и завертится военная машина, готовя врагу жестокий облом. Но видно рокировка командующих фронтами сыграла не в лучшую сторону. Конев пока не набрал такой мощи и авторитета, что бы спорить со ставкой. Но хотя бы, через Пономаренко и Военный совет удалось убедить его, о необходимости направить телеграмму в Генштаб и Главковерху, с указанием примерных сил и мест сосредоточения немецких войск, в надежде, что там сделают правильные выводы.

Зато, убедившись в эффективности действий наших пока еще не совсем партизанских отрядов, руководить ими кинулись все, от политических до военных органов. Указания пошли от различных отделов ЦК ВКП(б) и территориальных обкомов; Главного Политуправления РККА; Четвертого управления НКВД; Военных советов и разведывательных органов фронтов и армий. И всем было необходимо срочно увеличивать количество и численность отрядов, даже в ущерб боевой эффективности. При этом задачи ставились такие, что только диву даешься, разве, что Гитлера живьем поймать не просили. И главное, что о снабжении даже самым необходимым, ни кто особо и не задумывался. Партизаны же, вот пусть сами себя и обеспечивают. А о том, что получить за линией фронта в достаточном количестве средства для организации подрывных работ, а именно капсюлей, детонаторов и прочего минно-взрывного имущества, только за счет трофеев просто не реально, ни кто и знать не желал. Практика же показала, что даже самые удачливые командиры, самостоятельно могли по максимуму удовлетворить свои потребности только на 10–15 %.

Эта неделя пролетела как один день – события, разогнавшись, неслись дальше, полностью игнорируя мои потуги направить их в нужное русло, а затем с успехом улетели под откос, подарив надежду на возможность все исправить. Началось все с того, что вчера в ночь сорвалась запланированная заброска в немецкий тыл, с таким трудом выбитой взрывчатки и минно-взрывного снаряжения. Потому, что утром 27 сентября, из штаба 23-й авиадивизии поступило боевое распоряжение, в котором предписывалось: одним кораблем выполнить специальное задание разведотдела ВВС Западного фронта, еще одним выбросить листовки в указанном районе, четырьмя кораблями уничтожать матчасть самолетов противника на северном аэродроме Смоленска, еще четырьмя тоже самое, и одновременно, проделать на его южном аэродроме, а последние восемь машин направить на бомбежку скопления войск в районе станции Кадымово. Исходя из распоряжения, в бой следовало послать 18 кораблей, а исправных было только 11. Командование полка за голову схватилось, как на «тихоходах» успеть выполнить такое задание за одну ночь. Про нас сразу и напрочь забыли.

Подозревая, что перед немецким наступлением, такие задачи будут ставиться все ближайшие дни, а точнее ночи, я, проводив заводчан, помчался в разведотдел фронта решать вопрос с заброской. Встретили меня с распростертыми объятиями, вот только по совершенно другой причине. Ни чего не объясняя, адъютант Корнева протащил меня через все здание и чуть ли не силой втолкнул в кабинет своего начальника. И теперь, сидя напротив двух старших командиров, я и с замиранием сердца слушал задание, понимая – вот он мой шанс все изменить в лучшую сторону. По крайней мере, помочь Красной Армии избежать ужасающих потерь в Вяземском котле.

– По линии Коминтерна была получена информация, что после завершения боев под Киевом, на 24 сентября, было назначено и проведено большое оперативное совещание всех командующих танковых и пехотных армий на нашем участке фронта с участием Браухича и Гальдера, а 26 сентября издан приказ на наступление. – Корнев сделал паузу, давая возможность вставить слово, присутствующему в кабинете крупному мужчине в военной форме, без знаков различия. Тем самым показывая, кто является инициатором разговора, и определяя его статус как минимум старшим майором госбезопасности.

– В Главном Управлении спланирована и силами специально созданной группы успешно проведена операция по перехвату штабного офицера, который должен был доставить один из экземпляров приказа в войска. В условленное время группа вышла на связь и подтвердила, что копия приказа у них, но противником ведется интенсивное преследование и отойти в заданный, для эвакуации, район они не могут. Такой случай, при разработке операции, был предусмотрен, и группа ушла на запасной маршрут. А затем начались проблемы. – Он опять взглянул на своего гостя, давая возможность ему продолжить этот разговор.