Когда подходил к дому, самочувствие немного улучшилось: в голове прояснилось, слабость уменьшилась, а вены больше не чернели. Егор открыл калитку. Пока меня не было, ничего не произошло. По словам парня, тараканы ещё некоторое время бегали по стенам, а потом внезапно пропали. Лошади в стойлах успокоились, а собака лаяла уже не столь надрывно.

Егор сразу набросился с расспросами о том, что делается в селе.

— Моры напали, — коротко ответил я. — Я убил нескольких. Не знаю, остались ли ещё, но на всякий случай завтра не выходи на улицу.

Я чувствовал себя жутко уставшим, и бодрствовать до утра был не в состоянии, а потому, добравшись до кровати, я шлёпнулся на соломенный матрас и уснул.

Проснулся на рассвете. Чувствовал я себя… вменяемо. Не сказать, что сил было полно, но и не как вчера. Подумал: странно, что Егор не разбудил меня. Мы договорились, что разбудит в четыре утра. Конечно, легли мы поздно, но работы по дому это не отменяло. Похоже, парень решил меня не тормошить.

Но когда я вышел из комнаты, то сразу понял, в чём дело. Егор, и дети Фроси — Маня с Алёшей — неподвижно лежали на почти остывшей печи.

— Что-то нездоровиться, — пробормотал Егор, поднимаясь и садясь на край лежанки. — Я уже покормил скотину. Не суетись. Паршиво мне только. Простудился, видать.

Парень действительно выглядел скверно: бледный, на лице испарина, руки дрожат.

— А с ними что? — я кивнул на лежащих у стены детей.

— Тоже, кажись, захворали.

Странно это всё выглядело. Странно и скверно. Как будто их скосила какая-то зараза. Вспомнились чёрные тараканы. Не они ли явились причиной сего несчастья?

— В общем так, — сказал я. — Ты лежи, не вставай. Я сейчас печь растоплю, а потом поеду в поместье и привезу сестру.

Печь-то я затопил, но когда пошёл за лошадью, оказалось, что скотина тоже вся слегла. Даже пёс уже не лаял, а валялся в конуре на боку, как дохлый, слабо шевелил лапами и тихонечко скулил. Странная болезнь поразила всё живое во дворе. Значит, предстояло идти пешком. Хорошо, что поместье недалеко.

На улице было тихо. Людей не видать. Где-то раздавался женский плач. Я побрёл к поместью, оно находилось в противоположной от церкви стороне, куда вчера бежали крестьяне.

Помещичий дом стоял возле окружённого берёзами пруда. Это было каменное двухэтажное здание с мансардой. По левую и правую сторону от него стояли два флигеля, соединённые с барским жилищем коридорами. Белые стены дома почти сливались с сугробами вокруг. На общем фоне выделялась лишь зелёная крыша. Особнячок этот не отличался ни солидными размерами, ни богатой отделкой фасада — довольно скромное жилище захолустного помещика.

Возле крыльца толпились люди — человек пятнадцать. Среди них я узнал и мордоворота, который приезжал вчера за Фросей. Заметив, как я шагаю по дороге, тот повернулся в мою сторону и стал ждать.

— Куда? — грозно окликнул он меня, когда я приблизился.

— К помещику, — коротко ответил я.

— По какому делу?

— По важному.

— Ты, малой, не дерзи, — предупредил меня мордоворот, преграждая путь. За спиной его висело ружьё, на поясе — сабля. Остальные тоже были вооружены так, словно на войну собрались.

— Пропусти. Не к тебе пришёл с разговором, — поглядел я грозно на мужика.

Тут дверь особняка открылась, и на крыльцо вышел пожилой седовласый господин невысокого роста. Одет он был в строгий тёмно-синий жюстокор, застёгнутый на все пуговицы, и треуголку.

— Э, Ян! — строго окликнул мужчина мордоворота. — Что там у вас происходит?

— Да вот, Василий Васильевич, этот юноша говорит, что пришёл к вам по делу, а по какому — не говорит, — ответил Ян.

— И что же? — вскинул брови Василий Васильевич. — Так чего не пускаешь? Может, важное чего, — а потом обратился ко мне. — Ну юноша, как звать тебя? И о чём беседовать хотел?

— Александр, — представился я. — Я по поводу ночного нападения на село.

— Александр? — снова приподнял брови помещик. — Постоялец Фроськин что ли? Да неужели? Это на тебя что ли вчера мужики с топорами вышли? А я ведь и сам хотел с тобой поболтать. Ну раз сам пришёл, заходи, гостем будешь.

Тусклый свет пасмурного дня проникал в гостиную сквозь небольшие окошки. Тёмно-зелёные занавески были стянуты золотистыми верёвками, на белых стенах висели картины, в камине потрескивали дрова. Убранство особняка не отличалось роскошью, зато от всего тут веяло уютом и покоем.

Мы сидели в креслах за столом: я, помещик Василий Васильевич Черемской и его сын, Пётр — статный мужчина лет тридцати в парчовом камзоле саржевого цвета, поверх которого был накинут атласный тёмно-синий халат.