Я всё гадал, что за жуткое существо с лошадиным черепом вместо головы приснилось мне? Во Сне его видели и Прошка, и я пред тем, как отправиться в Явь. Мужики называли его Марой и боялись больше всех остальных тварей вместе взятых.

А что, если именно оно было птицелапым монстром, за которым я гнался последние два дня? Конечно, не факт. Во Сне полно неведомых тварей. Но мысль эта не оставляла меня. А ещё подумалось, что появление брешей тоже может быть как-то связано с этим существом.

Что-то в этом мире творилось нехорошее. Даже молодая боярыня удивилась такому количеству брешей.

Когда я добрался до Большой Ямы, снег идти перестал, хоть ветер дул с прежней силой. Начало темнеть. Переться в ночь по снежному полю, не зная дороги, казалось глупой затеей, а значит опять придётся пороситься к кому-нибудь на ночлег. Ну или остановиться там же, если хозяева до сих не вернулись в свою избу.

Однако в деревне меня ждал сюрприз: тут было пусто. Я сразу понял, что люди сбежали, испугавшись нашествия мертвецов. Что ж, тем лучше…

Посреди деревни стояла телега, заметённая снегом. Привязав лошадей к дереву, я подошёл ближе. Возле телеги находилось несколько бугорков, как будто там что-то лежало. Я смахнул снег с одного. Луч моего фонаря упал на лицо… Точнее на то, что осталось от лица. Теперь это был череп со свисающими клочьями расплавленной кожи, застывшими на одежде и костях. Глаза тоже вытекли.

Меня аж перекосило от этого зрелища.

Я принялся разгребать тело. Узнал армяк и чёрную сутану. Отец Георгий! Это был он. Разгрёб другие сугробы, тем лежали остальные: дочери, жена священника и два мужика. Все они выглядели примерно так же. Их кожа расплавилась, стекла с лиц и застыла.

Люди не могли такое сделать, значит, в округе появилось ещё одно исчадие Сна.

Снова вспомнились слова Томаша: «Как видишь красные глаза — улепётывай со всех ног. Иначе кожа слезет с костей». Это он говорил про монстра, которого сноходцы называли жнецом. Неужели он здесь?

Меня бросило в холодный пот. И дело даже не в том, что я не знал, смогу ли убить существо или нет — я содрогался при мысли об тех ужасах, которые жнец здесь может сотворить. Живо представились деревни, завалены мёртвыми телами с оплавившейся кожей.

Я снял с плеча пищаль и стал осматриваться, нет ли поблизости жнеца.

Насколько я знал, жнецы появляются в темноте. А значит, он мог бродить рядом… Или находиться уже в десятках вёрст отсюда, может быть, даже в Высоком…

Заночевал я в той же избе, что и на пути в Перепутье, а утром двинулся дальше. Наличие лошадей принесло новые проблемы: животных требовалось чем-то кормить, а я не знал, чем и как, а интернета, чтобы посмотреть, разумеется, не было. Насколько я слышал, лошадям нужно давать сено или овёс. Овса не нашёл а вот сена во дворе оказалось много — тут имелся сеновал под навесом.

А пока лошади ели, я пошёл ещё раз посмотреть на мёртвых животных. К моему удивлению, трупы теперь лежали в стойлах, не подавая признаков жизни. Значит, эффект «зомби» был недолговременным: примерно два-три дня. Ну хоть одна хорошая новость.

До Высокого добрался в тот же день, хоть и не без проблем. На подъезде к селу я увидел составленные кругом крестьянские телеги и кибитки и стреноженных лошадей. Сразу понял: беженцы. Они почему-то решили остановиться тут. Расположились на левом берегу неподалёку от изб, тогда как церковь и дом старосты находились на правом.

Первым делом я отправился к Фёдору. Он рубил дрова во дворе, когда я вошёл. Оторвавшись от своего занятия, он вначале вскинул брови от удивления, а потом снова нахмурился.

— Живой, значит, — староста вонзил топор в пень и направился ко мне. — А мы-то думали, тебя — того, съели.

— Меня не съедят. Я не вкусный, — отшутился я.

Прошли в избу. Я снял свой кафтан, оставшись в одном камзоле, и мы с Фёдором уселись за стол.

— Где бродил-то? Чего видал? — начал расспрашивать меня староста. — Тут страсти знаешь какие творятся? Собаки по сравнению с тем, что в Перепутье и Старой Яме произошло — пустяки.

— Знаю, я там был, — кивнул я.

— Понятно, — протянул Фёдор и посмотрел на жену, которая возилась у печи. — Слыш, Манька, иди на улицу, не для твоих ушей разговор.

Жена Фёдора — коренастая женщина с хмурым, постоянно усталым лицом поворчала немного, но мужа послушалась.

— Выкладывай, — сказал Фёдор, когда мы остались одни. — Сделал, что обещал? Кажи пепел.

— На улице покажу, — сказал я. — И нос заткни тряпкой. Нельзя им дышать.

Мы снова вышли во двор, и я мельком продемонстрировал пепел. А потом вернулись в дом, и я поведал о своём пути. Рассказал про брешь в Угреши, про ожившие трупы и про существо, которое несёт с собой смерть и поднимает покойников. Правда, догадки свои озвучивать не стал. Так же рассказал про жнеца, который вероятно бродит где-то поблизости, и предупредил, что с наступлением темноты лучше сидеть по домам. Поведал я и о чешуйчатых, разъезд которых обнаружил вчера утром в Перепутье.