– Карета с горы подана. Теперь моя очередь тебя лечить.

Эля

Сложно злиться на человека, который устал и пролил семь потов, таская тебя повсюду на руках, но видимо, во мне что-то сломалось. На самом деле, я не умею долго сердиться, вынашивать планы мести и представлять обидчиков в адском котле с варёной сгущёнкой, которую им нельзя даже попробовать. Да по сути, Артём ведь и не обидел меня. Я сама придумала и сама разочаровалась. Какое счастье, что не успела мысленно родить с ним семерых детей, дать образование внукам и отправиться на пенсию куда-нибудь на Гавайи – манго выращивать. Я всего лишь представила, что мы живём с ним в одном доме, завтракаем, я поправляю ему перед выходом на работу пиджак и галстук, а он меня целует... Очень сладко и нежно. И говорит, что вечером прогуляемся, ведь он так любит гулять по вечерней Москве... Я тоже по ней соскучилась. Балда.

Все грёзы разбились, как шишки о скалы, ещё там – на подходе к Ай-Петри. И в сердце стало пусто, даже несмотря на тепло и близость Артёма. Это всё чёртов Мастер виноват – сказал: «Люби», а разве я просила? Ему ведь всё равно, а мне страдать. Нет, ни красноречивая мудрость, ни хитрость под прикрытием мне не подходят! Я всё для себя решила.

Артём старался, и даже очень. На лихом такси привёз меня в приёмную скорой помощи города Ялты, там сделали рентген и успокоили, что перелома нет. Мой спасатель не удовлетворился этим и быстро вызвонил кого-то, потом ещё кого-то, пробежался пару раз по виртуальным клавишам в ВотсАпе, и в итоге нас сам нашёл солидный армянин в голубом медицинском костюме, раскланялся и препроводил в покои получше постсоветского ободранного госпитального модернизма.

– Лучший хирург Ялты, – сообщил мне Артём. – Главврач.

Армянин довольно кивнул, с пристрастием всмотрелся в рентгеновский снимок, покрутил меня и так, и эдак. А затем велел сделать повторный список таким тоном, что медсёстры практически расстелились по вытертому линолеуму цветочным веером любезности. В общем, приняли меня так, как дочь президента, и готовы были вместо Артёма носить на руках. Но он не позволил.

– Ничего серьёзного, – в итоге заявил лучший хирург с мясистым, как баклажан, носом. – Просто ушиб и несложный вывих. Несколько дней покой, мажьте гелем, обезболивайте. Беспокоиться не о чем, но осторожность проявить стоит со всеми травмами в анамнезе. Вот мой телефон и названия лекарств, Артём Сергеевич. – Он протянул Артёму бумажку, на которой перед этим что-то размашисто черкнул, визитку, и наклонился ко мне. – Вам, Эльмира Александровна, нужно будет попозже поработать над укреплением мышц, чтобы держали суставы, и не было привычного вывиха. Для этого придётся подкачать ножки, но только с опытным спортивным врачом ортопедом, без самодеятельности. Я напишу вам контакты в Москве.

Не успела я возразить, что мне бы надо в Новочеркасске врача, а лучше просто ссылку на Ютуб с курсом упражнений, а Артём уже ответил:

– Да, спасибо! Консультация хорошего специалиста лишней не будет.

Я поражённо воззрилась на него: окончательно заигрался?

Когда мы остались, наконец, одни, ожидая такси, я сказала тихо:

– Артём, спасибо, я тебе очень благодарна за помощь. Но ты ведь не серьёзно. Мне далековато до Москвы.

– Решим, – ответил он.

– Нет, – я мотнула головой. – Ты явно чего-то не понимаешь. Мы не вместе.

– Сейчас вместе.

– Давай оставим эту демагогию и перестанем играть в непонятную для меня игру. Я не твоя девушка, – подчеркнула я интонационно каждое слово.

Он повернулся ко мне и взял за руку. Посмотрел пристально снова.

– Так давай это исправим. – Словно в ответ каждое слово взвесил, будто золото, на весах ювелира.

Мне стало так горько, что захотелось плакать, но я лишь мотнула головой:

– Нет. Нечего исправлять.

Артём взял и вторую мою кисть, чуть сжал обе.

– Тогда стоит начать заново.

Только сейчас я поняла, что за последние три с лишним часа он ни разу не включил ковбоя Мальборо. Деловым был, когда договаривался и искал врача. Излучал концентрацию и уверенность, но был не фальшивым. Хотя, может, мне только этого хотелось... Я уже не знаю. Я устала и запуталась. И потому я всё равно сказала:

– Не стоит.

– Почему?

Моё сердце сжалось, но не захотело врать. Я закусила губу, чуть склонила голову, чувствуя облако вины над собой, и с трудом сквозь него продралась:

– Прости, но я тебе не доверяю.

– Мда. В лоб, но честно.

– Я попробовала... Не получилось.

Он не отвёл глаза и тоже закусил губу — в итоге поза получилась зеркальной – неужели нейро-лингвистическое программирование на мне отрабатывает? Вздохнул с глазами побитого пса и проговорил:

– Если ты из-за имени, то тут всё просто: Андреем я был до восемнадцати, потом ушёл из ВШМ и поменял имя официально. Но родители называют меня по-старому. Поэтому я оговорился.

«А почему понадобилось менять имя, не сказал», – отметила я, а вслух произнесла:

– Твоё право. Забавно, что обо мне с двумя именами ты прежде всего подумал чёрт знает что, а сам...

И тут я поняла, что такое «тяжёлая пауза». Это когда тебя сверлят глазами, молчат, и ты сама не знаешь, что сказать, а терпеть уже не возможно – лишь бы молчания, вакуума, который высасывает душу, не было. И я добавила как можно небрежнее:

– Ладно, проехали! Это уже не имеет никакого значения. Я позвоню Жене и водевиль с гостиницей за...

– Так звали постоянного любовника матери, – вдруг выпалил Артём. – Меня тошнило от того, когда мать произносила это имя! И сейчас тошнит.