Проглотив вздох, девушка заставила себя улыбнуться – даже если он и пялился на ее грудь, он не замечал, как она была напряжена. И все же, он не был виноват, что она с удовольствием оказалась бы где угодно, а не на ежегодной рождественской вечеринке ее родителей. Радость, веселье, бла-бла-бла. Когда у тебя на месте сердца огромная выжженная дыра, вся эта рождественская мишура наоборот неимоверно бесила.

– Спасибо, эм...

«Проклятье, как же его зовут?»

– И спасибо, что пришел на праздник сегодня. Я знаю, что родители счастливы принимать вас с твоим дядей.

– О, я бы ни за что не пропустил такое, – восторженно ответил мужчина, с улыбкой во весь рот подталкивая очки вверх по носу. Улыбка у него была, в сущности приятной. Жаль только, что он не мог удержать взгляд поверх уровня моря. – Их вечеринки легендарны.

Ее брови подлетели вверх. Легендарные?

«Лаадно».

– Ну, рада, что ты смог прийти, – сказала она и обогнула его, направившись к столу с напитками. С вином, если точнее. Чтобы пережить этот вечер, ей понадобится личный виноградник.

«Ох, да заткнись же ты ради Бога, зануда».

В этот раз девушка не стала сдерживать вздох. Проклятье, это плохо, что ее тошнит от самой себя. Люди вокруг нее разговаривали, смеялись, наслаждались компанией, едой и напитками. А почему бы и нет? Ее родители превзошли себя, устраивая этот вечер. Большой искусственный камин в углу гостиной сиял белыми огнями и электрическими свечками. Вокруг лестничных перил благоухали зелёные сосновые ветки, украшенные большими красными и золотыми лентами и сосновыми шишками. Такие ветки украшали двери и изысканно обрамляли пышущий «пламенем» камин. Как будто в жизнь притворился один из рассказов Чарльза Диккенса.

За два дня до Рождества у них были все права, чтобы веселиться. Они были с друзьями, а дома их, вероятно, ждала семья. Человек, которого они любили, не отказал им, а потом безмолвно исчез. Опять.

«О нет».

Девушка наполнила свой бокал до верха холодным шампанским. Больше алкоголя. Больше алкоголя и меньше думать о нем. О Найле.

– Хлоя, тебе не кажется, что ты уже достаточно выпила? Учитывая, что еще так рано.

«Перевод: не позорь меня перед моими друзьями, напиваясь в зюзю».

Повернувшись к матери, она не ответила сразу, а сделала для начала большой глоток колющегося алкоголя.

– Нет, мам, я не напиваюсь. Просто праздную. Кроме того, если меня немного и поведет, думаю, племянник профессора Дженсена будет рад возможности оказаться моим случайным любовником, – она нахмурилась, покачивая бокал с вином. – Как же его зовут, кстати говоря? Почему-то не могу вспомнить.

– Его зовут Гордон, – выплюнула Розалинд, умело сохраняя на лице улыбку на случай, если на них будут смотреть. – И он покажется тебе очень милым молодым человеком, если дашь ему шанс. Он сказал твоему отцу, что ты замечательно выглядишь сегодня.

Оба ее родителя были поражены ее преображением. Глаза Розалинд подскочили до линии волос, когда Хлоя чуть ранее сняла пальто, являя миру зелёное платье, которое она когда-то надевала на вечеринку Беннета – платье, которое Найл выбрал специально для нее. Боже, она была мазохисткой. Хотя родители и удивились, но оба похвалили ее внешний вид. Скорее всего, они не были бы так добры, если бы знали, что преображение произошло с лёгкой руки Найла.

Ее грудь пронзила боль, и Хлоя подняла бокал, делая из него глоток.

«Боже, только не слово на Н».

Девушка вздрогнула и подняла бокал.

– Что ж, мило с его стороны. Интересно, не мою ли грудь он имел в виду. Когда мы разговаривали, он глаз от нее не мог отвести.

– Хлоя Сюзанна Ричардсон, – губы матери поджались в розовую узкую линию. – Я не понимаю, что на тебя нашло. Я виню в этой перемене этого мальчишку Хантера. Ты была совсем не такой до того, как он вернулся.

Опять слово на Н. Просто отсылка к Найлу заставило бабочек в ее животе запорхать с новой силой. Заставило вернуться во всем параде боль, которую она успешно сдерживала.

– Забудь об этом, мам, – вздохнула Хлоя, сильнее сжимая бокал. – Я не буду обсуждать его с...

«О Боже».

Она моргнула. Снова моргнула.

Но нет. Ее отчаявшийся разум не игрался с ней.

Найл.

Стоит в дверях гостиной дома его родителей.

От шока у нее пересохло в горле. Плюс ее тело забыло, как двигаться, а из головы выскочили все мысли. Но ее сердце – то самое сердце, которое, как она думала, не могло чувствовать ничего, кроме боли – заколотилось в ее груди, выдавая смесь волнения, неуверенности, предательского желания и жалкой надежды. В одной руке у нее до сих пор было шампанское, так что удержаться ей помогла свободная, которой она уперлась в стол.