— Нет, мне идея не нравится. Лучше дайте какой меч.

— Не-а. Свой не отдам, а твой у меня пока полежит. Повезло тебе, сука, что такое добро в борделе охранник припрятать для себя решил. Но от меня разве снычешь?

На его самодовольную усмешку я расстроенно поджал губы. Оно, конечно, хорошо, что гномий меч не перетёк в третьи руки, но я бы свой клинок прямо вот здесь и сейчас видеть хотел.

— Мне не нравится эта идея.

— Ещё как нравится! Такие бабы лица всякими тряпками прикрывают, и никто глазюк твоих приметных и не увидит. Понял, теперь? — тыкнул Данрад в мою сторону пальцем и не дождавшись моего ответа продолжил: — Я буду ждать до утра на тракте прям возле сухого дуба. Не явишься, без тебя уеду. Замену себе ты уже вырастил. Мне, мать его, Малая вообще по нраву! Не такая говорливая, не бухает, чтоб из дерьма всякого вытаскивать, и вот уж точно на ровном месте хуйни всякой не устраивает!

Я зло уставился на вожака, но этот наглый громила, естественно, никак не отреагировал. Он потёр задурманенные глаза, отвязал нервными подрагивающими движениями от пояса мешочек с монетами, в котором хранил деньги на быстрое решение некоторых вопросов, и швырнул в шлюх. Одна из них вскрикнула, но другая ловко поймала кошелёк и, раскрыв его, округлила глаза.

— Здесь же серебро. Много!

— Пятьдесят монет. И либо вы их, твари, заработаете своим молчанием, либо отработаете так, что и на том свете только в раскорячку ходить будете, — прокомментировал Данрад и неожиданно ударил ближайшую к нему Герду в живот с такой силой, что молодую женщину скрутило пополам и вырвало. — Шутить я не умею.

Больше ничего не говоря, он вышел из комнаты. Тот же мужицкий голос, что я уже слышал, начал щебетать:

— Что они вам сделали? Хотите, я их прямо сейчас выкину, господин?

— А ну закрой пасть, мать твою! — прикрикнул Данрад. — Посмотреть я на них хотел. Эти сучки завтра моих ребят обслуживать будут. Так что только посмей их тронуть!

— А, простите за беспокойство. Простите-простите…

— Крикун наверняка к нам поднимется, — сообразив раньше прочих, прошептала меж тем девчонка, принёсшая хлеб. — Не надо ему его видеть.

Женщины уставились на меня с беспокойством, но прятаться в комнате мне было негде. Мебели не имелось никакой. Даже в печь с трудом влезло бы шесть-семь поленьев.

— Помогите ему переодеться. Быстрее! — приказала та, что показалась мне побойчее. Кажется, её звали Весняной.

Девицы начали тормошить тюк и вываливать из него вещи. Мне крайне не хотелось принимать участие в их карнавале, а потому я отпихнул в сторону приблизившуюся ко мне Герду.

— Лучше не надо, — пригрозил я, грозно взглянув на удерживаемое ею платье, и занял позицию у двери.

Арендодатель действительно решил навестить своих постоялиц. С мерзкой улыбкой на мясистом лице он жадно потёр ладони и произнёс:

— Ну, что, подстилки? Завтра я могу вам плату повысить, э?… Э… А это…

Он не успел ничего договорить, потому что я свернул ему шею и, подхватив тело, чтобы оно не привлекло внимания своим грохотом, плавно опустил на пол. Женщины испуганно замерли. Я же посмотрел за окно, прикрытое грубой грязной тряпкой.

Вечерело… Но до сумерек было ещё далеко.

— Наверняка у него есть чем перекусить, — отцепляя от пояса трупа кольцо с ключами, сказал я. — Кто сходит проверить кладовую?

— Я, — вызвалась Весняна и, равнодушно переступив через мертвеца, пошла вниз по лестнице, быстро перебирая ногами.

Вскоре она действительно принесла корзинку со снедью. Холодный копчёный окорок меня не заинтересовал, но соленья, которые я заворачивал в свежие листья салата, были ничего так. Женщинам возле покойника есть было сложнее. Несмотря на то, что они прикрыли труп одеялом, каждая, нет да нет, а косо поглядывала на тело хозяина дома.

— Герда, — покончив с трапезой я облегчился за окно и посчитал время приемлемым для разговора. — Я был в Юдоле незадолго до Восстания Мертвецов. Ганс, ваш сосед, рассказал мне, что произошло.

— Моя сестра… Мишель. Скажи, она осталась жива? — поднимая на меня полный надежды взгляд, тут же спросила девушка. Я отрицательно покачал головой, не смея озвучить, что видел труп своими глазами, просто-напросто оставил его на растерзание крысам да насекомым. — Значит, зря. Зря я храню. Не вернуть ей.

Она всхлипнула и, достав мой рисунок, скомкала его и положила внутрь печи. Я подумал немного и силой воли поджёг лист. Бумага неохотно начала чернеть. Руны на обратной её стороне засияли бледно-голубым цветом так, словно умоляли сохранить их.

— Это волшебная бумага? — спросил кто-то.

— Да, — подтвердил я. — Он исполняет желания. Но, увы, так, как бы мы ни за что не хотели.

Герда испуганно уставилась на меня. Она не поняла, что я солгал.

— Скажи, — обратился я к ней. — Ты бы пошла со мной?