– Доченька, я тебя даже не узнала с черными волосами, – воскликнула мама из окна, – подожди, я уже открываю.

Я не испытывала радости от встречи, ведь меня предупредили, что родственники будут против и будут отговаривать от участия в семинаре. Мне было как-то стыдно от того, что мама мне так радовалась. И еще я подумала о том, что моя мама постарела и поправилась, вот бы ей йогой заняться.

– Привет, мама, – выдавила я.

Вместо ответа мама обняла меня.

Я ничего не чувствовала, кроме раздражения, моя мама сильно пахла луком. До секты я скучала по маме и радовалась ее объятиям, теперь она стала мне чужой.

– Ну что же мы на холоде-то стоим, заходи домой, я тебе пельмешков настряпала, – засуетилась мама.

Раньше я любила пельмени, но в секте я узнала, что пельмени несут в себе энергию «тамас», а значит, делают пассивными и больными.

– А рис у тебя есть? – спросила я.

– Конечно, но ведь я уже сварила пельмени, ведь ты же их так любишь.

Разочарование моей матери все же пробилось в мое зачерствевшее сердце.

– Ну хорошо, тогда давай есть пельмени, – сжалилась я.

Пельмени были великолепны, я ела уже вторую тарелку, все же поднадоело каждый день рис и гречку жевать.

Жуя пельмени, я пыталась вербовать маму в секту.

– Мам, вот ты меня раньше все к целителям и экстрасенсам водила. А у нас в Школе все наставники – целители. Ты бы не хотела пойти со мной на семинар?

– Не знаю, доченька, я тут прочитала книгу «Путь дурака», мне Дима привез, что-то мне ваша школа не очень понравилась. В книге матерятся много. Написано, что мать только ерунде учит, и вообще критикуют семью и родителей.

К моему удивлению, маме не понравилась наша школа, хотя обычно она принимала на веру все, что было написано в эзотерических книгах, и обожала целителей и экстрасенсов. Но наше учение испугало ее радикальным отрицанием семьи и роли матери, что являлось одной из самых важных ее ценностей.

Позже я пыталась всех моих родственников завербовать в секту и не понимала, почему они не рвутся поехать со мной на дорогой, но чудотворный семинар великих наставников Школы Шамбалы. Я была совершенно подавлена и раздражена. Неужели они не могут понять, что это бы могло быть их спасением? Я ужасно расстраивалась, что не смогла «помочь» моим родственникам и обвиняла саму себя, что была недостаточно убедительной и уверенной в себе.

В субботу вечером мне позвонил брат и сообщил, что в общину уже приехали наставники и давали бесплатные практики и лекции перед началом основного семинара. Я засобиралась обратно.

В воскресенье, перед тем как ехать в общину, я поехала с мамой, тетей и двоюродной сестрой на китайский рынок. Я ненавидела рынки. Эти бесконечные ряды дешевых товаров, по которым шли, толкались и терлись друг об друга бесчисленные люди. Одни прижимали свои сумки к груди, а другие смотрели, как бы добраться до кошелька. Меня ошеломляли такое многолюдье, шум и пестрота товаров вокруг меня, к тому же у меня мерзли ноги, стучали зубы, и хотелось оттуда сбежать. Но моя мама, тетя и двоюродная сестра воодушевленно маневрировали от одного китайца к другому, от одного азербайджанца к новому. Мне нужна была дубленка, мама все хотела, чтобы я мерила и выбирала, я же взяла первую попавшуюся, чтобы долго не мучиться. Моя голова начинала болеть, моей двоюродной сестре Даше нужно было купить сапоги, маме нужна была шапка, тете – пальто. После обеда мы закончили с покупками. Я стала счастливой обладательницей дубленки, зимних полусапог, колготок, кофты, пульсирующей мигрени и тошноты.

Когда я приехала в общину, мне было так плохо, что я хотела лечь, спрятаться под одеяло и никогда больше оттуда не вылезать. Вместо этого меня отправили на кухню с «заданием силы»: приготовить пищу для наставников и садхаков. Садхаками были мы, рядовые ученики. Во всех сектах практикуется создание языка, непонятного нормальным смертным. Вот и мы были не просто учениками, или последователями, или, в конце концов, адептами; нет, мы были садхаками. И никто, кроме нас, не понимал, что это значит. Опять немного дальше от мира и больше в лапах секты.

Ирина мне сказала, что во время приготовления пищи мне нужно было концентрироваться в моей груди, в анахата чакре, это такой энергетический центр, ответственный за любовь и принятие. Мое сообщение о том, что у меня болит голова, было благополучно проигнорировано. Я должна была быть сильной, а болезнь в секте считалась слабостью и презиралась. Если человек болел, то он допустил в себе слабость, чтобы преодолеть хворь, нужно было повышать уровень энергии, а значит, что-то очень активно делать, что часто приводило к более тяжелому течению болезни.

Я пыталась игнорировать мою головную боль. Но мне становилось все хуже, меня тошнило, и я уже почти не держалась на ногах. Я не могу точно сказать, что со мной было, но мне было очень плохо.

Нам было сказано, что если мы вместо силы в слабом состоянии приходим, то тогда можно даже заболеть, так как организм не справляется с мощными потоками энергии. А так как в той квартире жили наставники, то квартира превращалась автоматически в место силы. В общем, я готовила, страдала от мигрени и еще и корила себя, что я находилась в слабом состоянии.