Марина пошла после службы на причастие, а я, которой этого нельзя было сделать, чувствовала себя обделенной и грешной. На выходе из церкви Марина раздала очень щедрую милостыню нищим, стоящим у церкви. И опять я почувствовала себя недостаточно хорошей и щедрой. У меня не было столько денег, чтобы давать такую щедрую милостыню. В общем, после этого утра я чувствовала себя отвратительно. Только одно радовало – предстоящий обед. За обедом я опять почувствовала себя грешницей. Марина соблюдала пост: она не ела мяса, рыбы и молочного, в то время как я ела все подряд и с большим аппетитом. Я начала каждый день читать молитвы, как мне наказал священник. Я готовилась морально к разговору с Богданом и очень боялась этого разговора. Я сама понимала, насколько смехотворны мои требования. После года совместной жизни я вдруг меняю мое мнение и заявляю: «Дорогой, я больше не буду спать с тобой, потому что это грех». Мне самой тоже не хотелось отказываться от регулярного секса, но желание быть хорошей и правильной в тот момент преобладало.

Сейчас я думаю, что я упорно не хотела брать ответственность за свою жизнь и поступки и лихорадочно искала того, кому бы я эту ответственность могу передать. Мне так хотелось наконец почувствовать себя в безопасности, найти духовную гавань, и чтобы мне кто-то мудрый объяснил, что хорошо, а что плохо. Я думаю, что нежелание взять ответственность за свою жизнь и поступки очень часто приводит людей в секты. Марина вскоре уехала, а я осталась еще на пару недель погостить у родителей, благо было лето и каникулы.

Неожиданно и Богдан приехал к моим родителям, так как он соскучился по мне. Как только мы остались наедине, я сказала Богдану, что больше не собираюсь с ним спать. Богдан сначала не поверил. Но когда я все же убедила его, что я не шучу, он так возмутился, что выбежал в ярости в огород, чтобы немного успокоиться. Богдан был очень зол на меня, ему казалось, что я сошла с ума. Я пыталась его успокоить, говоря, что это не насовсем. Я предложила, что мы могли бы пожениться, и тогда нам снова разрешат заниматься сексом.

– Ну что за глупости, – возмущался он, – все было хорошо, и словно гром среди ясного неба, на тебе, не будем заниматься сексом.

– Но можно же пожениться… – пыталась оправдаться я.

– Я из-под палки жениться не буду! – категорически заявил Богдан и был прав.

Я ничего на это не сказала. Мне было, с одной стороны, обидно, что Богдан не хочет на мне жениться. С другой стороны, я его понимала, поэтому не очень злилась. Зато я испытывала огромное чувство вины. Это я была виновата, что Богдан теперь страдает. И зачем только я ходила на это покаяние. Но я всегда отличалась упрямством. Если уж я что-то начала, то старалась всегда доводить начатое до конца. Я не сдавалась. Богдан вскоре уехал в полностью расстроенных чувствах, оставив меня, не менее расстроенную, у родителей. Погостив еще пару недель, я вернулась в общежитие к Богдану.

Мне больше было некуда ехать, но я сразу же купила газетку и пыталась найти квартирку или комнату, которую я бы могла себе позволить. Позволить я себе ничего не могла. Но все же я позвонила по одному объявлению и хотела снять комнату за 300 рублей в месяц. Я собрала вещички и приехала в двухкомнатную квартиру неподалеку от вокзала. Жить мне бы пришлось с опрятной женщиной лет пятидесяти, в комнате было уютно и даже стоял телевизор. Только один изъян имело новое жилище. После того как я распаковала вещи, хозяйка объявила, что комната вместо 300 будет стоить 500 рублей. Мне пришлось снова паковать мою сумку и, как побитой собаке, возвращаться к моему Богдану. Я продолжала каждый день молиться и каждую неделю ходить в церковь. Богдан теперь должен был спать на полу, а я спала одна на кровати, сохраняя мое целомудрие. Все попытки Богдана забраться ночью на кровать я пресекала в корне.

Так как до учебы оставалось еще пара недель, я не знала, чем бы мне заняться. Я очень часто ходила к подругам и рассказала им про свое новое мировоззрение. К моему удивлению, одна из подруг – Света – рассказала, что она с детства хочет уйти в монастырь, если и не навсегда, то на какое-то время. Мне идея понравилась. Мы решили, что пока не началась учеба, мы поедем в Верхотурье и постараемся остаться там, в женском монастыре, до начала учебы. Сказано – сделано. Это было странное приключение, которое продлилось одну неделю и показало нам другой мир.

Света и я ехали долго на электричках, пока не добрались до Верхотурья. В Верхотурье, на родине моего любимого святого Симеона Верхотурского, около иконы которого я всегда стояла в церкви, было два монастыря. Мужской мы нашли сразу же, а вот женский пришлось поискать. Мужской монастырь был центральнее, ярче, богаче и более открытым. Женский монастырь был скромнее, уединеннее и, как мне показалось, печальнее.

Мы вломились на службу в женском монастыре и тут же заработали на орехи. На нас были джинсы, и у нас не было платков на голове. Слава богу, предусмотрительная монашка выдала нам запасной инвентарь, и мы подпоясались одолженными юбками, похожими на слишком широкие фартуки. Платки, пахнущие ладаном, нам тоже выдали.

Службы – это утомительное дело, Света быстро выдохлась, тем более что мы почти всю ночь в электричках провели. Но во мне проснулась какая-то одержимость и решимость все выстоять, только бы изменить то ничтожество, которым я себя считала. Мне тогда было не ясно, что это чувство ничтожности являлось всего лишь результатом четырехлетнего моббинга в школе. Мне было плохо, и я стремилась всеми правдами и неправдами это изменить.

В общем, бедная Света, видя, что я не сдаюсь, тоже достояла службу. После службы с нами беседовала «Матушка», нам разрешили остаться на неделю в качестве послушниц.