– Я?
– загадочно приподымает бровь, потирая бороду.

Подходит к куче и подбрасывает цветы ногой, пакеты шуршат, лепестки летят в разные стороны.

– Да, он рассказал ей, что меня глупую и безмозглую окрутил мужик гораздо старше.

Ловлю его взгляд, карие глаза вспыхивают усмешкой, собственная фраза вызывают улыбку, когда я вот так вот смотрю на него, кожу странно покалывает. Глеб хитро щурится, взгляд гуляет по мне, я начинаю чувствовать дискомфорт, не могу это объяснить, он словно гипнотизирует. Кто-нибудь спасите меня от моего спасателя.

– Значит, я тебя окрутил? – подходит к стулу, на котором я сижу.

Задираю голову, чтобы видеть его лицо, а он берет мой подбородок, шершавым пальцем проводит по нижней губе. Непроизвольно, языком касаюсь подушечки мужского пальца. Вижу, что ему нравится, как напрягаются скулы, расширяются зрачки. Жмурюсь, наслаждаясь его близостью. Я не открываю глаз, жду прикосновения. Хочу поцелуя, мечтаю о горячих губах, о его жёсткой бороде на своем лице. Губы пересыхают от желания, трепещут. Почти ощущаю, как именно это будет. Мой спасатель целуется так же, как спасает людей: решительно, жёстко, так, что внутри все обрывается. В ванной он меня не поцеловал, возможно его беспокоит разбитая губа. Становится стыдно за свой эгоизм. Но я очень хочу глубокого и жадного поцелуя.

Когда я разлепляю ресницы, вижу довольную ухмылку и скрещенные на голой груди руки.

– В следующий раз я поцелую тебя в горах, возможно не только в губы. Собирайся, - без проблем читает он мои мысли, опуская на землю.

– Но? – я недовольно хмурюсь, хочется по-детски топнуть ногой, а Глеб, мать его Дмитриевич, направляется к шифоньеру, доставая мою сумку.

– Я не могу уехать, а если из-за своей сумасшедшей любви, он что-нибудь сделает с моими родителями? Он уже напал на тебя.

Но Глеб, как будто не слышит, он бесцеремонно раскрывает дверцы. Одна наклоняется, стукаясь об пол, частично отваливаясь.

– Все спасатели такие невоспитанные и наглые?
– отбираю у него вещи, запихивая обратно, впрочем, он не слишком расстраивается и толкает в сумку другие штаны.

– Он тебя не любит, - говорит сосредоточено, сгребая вещи в кучу с полок.

– Не то, чтобы меня это очень волновало, но с чего ты взял?

– Когда у любимого человека появляется кто-то другой - это похоже на разрыв аорты, - подносит он палец к виску, - в голове перемыкает, что-то бесконечно пульсирует внутри, хочется реветь, рвать и метать, грызть деревья и зарываться башкой в землю...

От его слов мне становится не по себе. Слишком много чувств для сурового спасателя. Это его «у любимого человека появляется кто-то другой», как будто основано на реальных событиях. Опускаю голову, мне почему-то неприятно, ревную к чему-то незримому.

– А уж точно не дарить цветы мешками и любезничать с родителями.

– Все переживают по-своему.

Спасатель ухмыляется, добираясь до моего нижнего белья. Тонкие кружевные трусики, состоящие из трех кусочков красной полупрозрачной ткани, в его руках смотрятся еще меньше, отбираю укладывая обратно. Качаю головой, а он подмигивает мне.

– В горах, все будет в горах.

Снова раскрывает шкаф, продолжая складывать вещи. Злюсь из-за того, что он делает вид, будто это нужно только мне, но слова все равно горячат кровь.

– Он ко мне не ревнует, а должен. Тут что-то не так. Я ему просто мешаю вернуть тебя на прежнее место.

– А это с чего ты взял? – теперь моя очередь скрещивать руки на груди.

– Потому что, если мужик ревнует и бесится из-за соперника, он набьет ему морду сам, вымещая накопившуюся злость, а не посылает двух дебилоидов.

– Ну это ты знаешь ли про нормальных мужиков говоришь.

– А зачем же ты такого выбрала? – проходит мимо меня, легонько толкая плечом, так глядя при этом, что хочется удавиться от стыда.

Злюсь, что он попрекает меня Егором. Понимаю, что вела себя глупо, безрассудно и наивно, даже не узнала его фамилии прежде, чем поперлась на гору. И из-за того, что я связалась черт знает с кем, теперь вынуждена сидеть дома. Подозреваю, что спасатель ревнует, меня точно так же убивает мысль, что совсем недавно он трахал Жанну. От картинок, что сами собой рождаются в мозгу, я говорю гадости:

– Ну прости, папочка, в следующей раз я с тобой обязательно посоветуюсь.

– Не дерзи, Полина, следующего раза не будет, - грозно оборачиваясь, он указывает на посуду, - это твое или было здесь? У нас полно посуды, не думаю, что нам это понадобится.

Стоя на пороге кухни съемной квартиры, внутри меня борются два чувства. С одной стороны ужасно возмущает, что он разговаривает со мной, как с ребенком. А с другой... Эта его власть надо мной, желание все контролировать, сила и упрямый, непробиваемый характер - настолько по-мужски, ужасно возбуждает. Ведь это то, что делает его таким, какой он есть: ни на кого не похожим, настоящим профессионалом, мастером своего дела. Не даром же Павел сказал, что он из них самый лучший. Не представляю, чтобы Егор полез ради кого-то на гору, даже если ему заплатят за это вдвое больше.