К началу лета пришли первые известия от главнокомандующего Жэня, после чего отчёты стали приходить регулярно. Они не сказать, чтобы радовали, но и особо не огорчали. Не так уж легко бороться с противником, ведущим войну полупартизанским способом, и Жэнь Гуэль, подумав, не стал преследовать бунтарей по лесам, а сосредоточился на том, чтобы обеспечить мой приказ о конфискации и хранении зерна. Сперва это вызвало новый взрыв возмущения, повстанческие отряды распухли от притока добровольцев и сумели изрядно потрепать правительственную армию. Несколько складов были захвачены, их содержимое снова торжественно роздано населению. Однако время показало правоту главнокомандующего. Бунтовщикам тоже нужно было есть, с собой в лес много не утащишь, и вскоре народные освободители явились к освобождённому народу за припасами. Вот только дать народу оказалось особо нечего. Главнокомандующий Жэнь действительно не был выдающимся полководцем, зато он был педантом. Он не пытался ловить повстанцев с непредсказуемым итогом, а вместо этого дождался, пока те скроются из глаз, и снова прошёлся по селениям, забирая зерно обратно. Все собрать не удалось, крестьяне, не будь дураки, оперативно позарывали его в землю. Однако Жэнь так же скрупулёзно подсчитал, сколько семей не досчитались своих мужей, сыновей, отцов и братьев, потому что те ушли в повстанческие отряды. Семьи, не примкнувшие к бунту, согласно моим распоряжениям, начали получать правительственную помощь. Остальные же теперь могли рассчитывать только на себя.

Так и пошло. Фактически главнокомандующий почти не вёл военных действий, сосредоточившись на охране складов и чиновников — раздатчиков зерна. Но, хотя по всем канонам военного искусства уход в глухую оборону — путь к поражению, ибо отдаёт всю инициативу противнику, из каждого правила бывают исключения. В военных действиях наступил пат: армия не могла выкурить бунтовщиков из леса, а бунтовщики не могли прогнать армию из занятых солдатами населённых пунктов. Ручей пополнения повстанцев почти иссяк: после того, как раздача была налажена, люди стали бояться показать нелояльность властям. Время работало на того, у кого лучше поставлено снабжение. Подумав, я сделала следующий шаг и издала указ о полной амнистии для тех, кто добровольно сложит оружие и вернётся в свои дома. Мои советники хором взвыли от моей мягкости, которая всенепременно обернётся попустительством бунту, но я, чувствуя кураж от успехов, настояла на своём. И люди действительно начали возвращаться — сперва несмело, поодиночке, но потом, убедившись, что их не преследуют, всё больше и больше крестьян приходило к властям с покорнейшей просьбой включить их в списки на раздачу. Власти морщились, наверняка тоже нелестно поминая императрицу, что заставляла их глотать обиду, но включали.

В общем, одна битва в этой войне всё же произошла — предводитель бунтующих, видимо, отчаявшись и понимая, что ещё немного, и последние сторонники тоже разбегутся, всё же решился дать бой. Но на провокации и попытки заманить его в засаду Жэнь Гуэль не поддался, а в чистом поле у него были все преимущества. Повстанческие отряды были разбиты наголову и не подверглись полному уничтожению только потому, что быстро разбежались. Можно было возвращаться с победой. Правда, самого Чжи Аулара схватить так и не удалось, также как и найти его труп, что несколько подпортило впечатление от успеха, но с мятежом было покончено, факт.

В летнем месяце малой жары наконец-то хлынул дождь, с ликованием встреченный по всей империи. В тот же день от Тайрена пришло письмо, в котором он сообщал, что таки дошёл до оазисов и закупил там всё, что считал нужным, точнее, частично уже закупил, частично договорился через посредников, и теперь поворачивает обратно. И если пройти туда удалось почти без боёв, то обратно, теперь, когда у него есть что взять, он уверен, так просто его не пропустят.

За раздвинутыми створками звенели-заливались цикады, но ни единого дуновения не проникало в помещение из ночного сада. Я отложила кисть, открыла следующий доклад и взялась за веер. Жара не спадала даже ночью, и весь дворец уже уснул, разморённый знойным концом лета. Только в моём кабинете горели огни, да терпеливо ждали в соседней комнате слуги. Ныл висок, хотелось спать, а завтра с утра надо давать аудиенцию моим дамам. И ещё несколько сановников попросили о встрече. Быть может, потом удастся урвать часик послеполуденного отдыха, а может и нет.

А ведь сначала предполагалось, что я буду всего лишь поддерживать необходимый порядок, не слишком утруждаясь и уж точно не утруждая себя деяниями государственного масштаба. Но эта проклятая погода спутала все планы, и я неосторожно полезла в большую политику. Результат был закономерен — вольно или невольно, но вдобавок к функциям императрицы я взяла на себя все функции императора, став полноценным регентом. И теперь я пахала за быка и лошадь по двенадцать-четырнадцать, а то и шестнадцать часов в сутки. Бедный Тайрен, бедный Иочжун, я-то ещё могу дождаться возвращения супруга и сгрузить его обязанности обратно на его плечи, а они-то лезли на эти галеры пожизненно!

Правда, далеко не всегда и положение у них было таким… отчаянным.

Радость от наконец-то возобновившихся осадков оказалась преждевременной. Тучи шли и шли с моря, никак не влияя на жару, и проливаясь над многострадальной землёй через два дня на третий. Это было лучше, чем их полное отсутствие, но опять появилась опасность, что новый урожай, как и в прошлом году, сгниёт. И, вишенкой на торте, снова весьма реально замаячила угроза наводнения. Уже наученные недавним горьким опытом ответственные лица кинулись проверять дамбы и каналы, безжалостно сгоняя местное население, как сельское, так и городское, на починку при малейшем намёке на слабину. Население, впрочем, особо не роптало — все помнили, чем обернулась былая халатность. Тем более, что и начальство, надо отдать ему должное, за чужими спинами не отсиживалось, а лично ходило на работы, вплоть до того, что и хворост таскало, и лопатами махало. Придворные льстецы хором уверяли, что я сумела внушить всем должное почтение перед своей решительностью и беспристрастностью, и возможно, не так уж и врали.

Я действительно выполнила свою угрозу и казнила тех, кто пытался укрывать зерно от конфискаций или торговать им из-под полы. Цензорат сбивался с ног, проверяя слухи и доносы, но его державные наблюдатели работали чётко, как часы. Я кривилась и морщилась, читая в отчётах фразочки типа: "подозреваемый под пыткой показал…" или "жители деревни под пытками подтвердили…", но что я могла сделать? Криминалистика тут не развита, и я не могла предложить никакой альтернативы. Можно было сколько угодно ужасаться, но допрос с пристрастием действительно оставался самым быстрым и результативным способом проводить расследования, даже с поправкой на самооговоры.

Если ты не способна выполнить свои же угрозы, лучше не грозить вовсе. Я сама ввела особое положение, и теперь мне ничего не оставалось, кроме как "разбить котлы и потопить лодки", то есть идти до конца.

Окружающих же здешние методы следствия и вовсе не колыхали, по крайней мере, пока речь шла о зарывающих зерно в землю крестьянах и пытающихся нажиться на чёрном рынке торговцах. Вот когда речь заходила о чиновниках, особенно высокопоставленных, становилось труднее. Кое-кто низших рангов действительно лишился голов за обсчёты в выдаче пайков или за не сданные вовремя запасы, но сановники пятого ранга и выше становились подсудны только с разрешения императора. Парочка таких прохлаждалась в тюрьмах в ожидании возвращения Сына Неба, и шансы побороться за свою жизнь у них ещё были. Влиятельные семьи, былые заслуги… Хорошо, хоть с арестом проблем не возникло — я просто посылала гвардейцев, а дела передавала заместителям. Или следующим в иерархии, если заместители оказывались замешаны.