Леди Мейрам придвинулась ближе к собеседнице, взяла ее за руки в свои и заглянула прямо в глаза.

— Как бы ни сложилось, обещаю быть рядом столько, сколько смогу. Буду хранить твое дитя, как свое собственное.

— Спасибо, — искренне поблагодарила Арселия.

— Тебе бы хотелось ненадолго оставить дворец? — внезапно сменила тему леди Мейрам. — Пожить за городом, ближе к природе. Да и ребенку это полезно.

— Звучит, как сказка.

— Думаю, мне стоит предложить это брату. Когда наступит весна, вы могли бы перебраться куда-то, где есть вода и парки, подальше от шума и толчеи столицы.

— Буду крайне признательна, — в темных глазах светилась искренняя благодарность.

— Значит решено! Осталось только подобрать место посимпатичнее.

Когда Сабир услышал предложение сестры, его удивление было безмерным.

— Что за глупости? Зачем наложнице покидать гарем?

— Она еще слаба после родов, да и свежий воздух поможет мальчику расти крепким. Ну и вдалеке от дворца они с ребенком будут в большей безопасности. Эти гаремные дела и женские сплетни и здорового человека в могилу сведут, что уж говорить об Арселии. Сейчас в своем положении она крайне уязвима.

— О чем ты говоришь? Какие сплетни?

— О, брат, ты так далек от жизни женской половины дворца, что даже представить не можешь, как же там тяжело дышится. Да любая из твоих новых фавориток готова Арселии горло перегрызть своими зубами. А уж если появятся еще дети…

— Это вряд ли, — голос императора стал крайне тяжелым. — Честно говоря, я до сих пор удивляюсь, как она смогла родить. Мне с детства рассказывали, что детей у меня не будет. Всему виной какая-то болезнь, которую я перенес в младенчестве. Этот ребенок — чудо, но скорее всего оно более не повторится.

— Значит, все эти женщины мечтают напрасно?

— Думаю да. Но, твои слова заставили меня принять решение. Хочу упрочить положение сына. Я женюсь на Арселии и сделаю ее официальной императрицей, и таким образом, притязания Адиля на престол будут законными.

— Мудрое решение.

— В твоем предложении тоже есть смысл. Пусть после церемонии Арселия с ребенком живут в одном из моих имений. Там за ними будет организован лучший присмотр из возможных, я сам отберу людей. Пока еще рано, но скоро начнем искать учителей, чтобы подготовить мальчика к его судьбе. Не за чем рисковать напрасно.

— Ты смог бы навещать их иногда, или я передавала бы им новости от тебя, — предложила Мейрам.

— Решено, завтра же дам поручение начать приготовления к свадьбе и коронации, — кивнул император.

— Это очень дальновидно, брат мой.

Вот так совершенно внезапно для себя, Арселия оказалась женой сиятельного Сабира. И пусть власть ее не интересовала, и во многом статус императрицы являлся лишь формальностью, но для средней дочери из небогатого рода, живущего на краю пустыни, это было головокружительной удачей.

Свадьба готовилась три луны, а величие церемонии затмило все торжества, которые мог вспомнить Дармсуд. Всю дорогу от дворца до Храма Стихий укрыли лепестками цветов, перед императорской четой рассыпали монеты, во славу новобрачных выкрикивали поздравления и благословения, пожелания долгой жизни, здоровья и многочисленного потомства. Играла музыка, хлопали на ветру алые знамена, а в воздухе пахло наступающим теплом. Сабир своими руками возложил на голову бывшей наложницы тяжелый золотой венец, усыпанный рубинами, и провозгласил ее императрицей, а малыша Адиля — своим наследником.

Вскоре после свадьбы Арселия сделала два щедрых пожертвования. Одно — своей родной семье, живущей в пустыне. Второе — школе Мушараффа бен Рушди. Борода купца к этому моменту уже стала полностью седой, но глаза сияли прежней яркой незамутненной голубизной. Теперь, когда его бывшая ученица носила новое звание, Мушарафф мог просить о встрече с ней.

Сказать по-правде, для Арселии школа рабов была большим домом, чем шатры давно покинутого рода, и потому встрече с бывшим хозяином она обрадовалась всем сердцем.

Мушарафф теперь следовал за женщиной, почтительно отставая от нее на два шага, как того требовали правила двора.

— Моей благодарности нет границ, сиятельная, — тихо звучал его бархатный низкий голос. — Для меня честь, что вы помните обо мне.

— Я помню все то доброе, что вы сделали для меня. И понимаю, какой удачей оказалась тогда буря в пустыне.

— Значит, вы не сердитесь на меня?

— За что? — изумление императрицы было настолько искренним, что старик смутился.

— Я ведь делал это все не ради вашего счастья, а только ради успехов моей школы.