Мы промчались через лес подобно ураганному ветру. Бреющим полетом я несся между деревьями, но не утруждал себя маневрами уклонения. Толстые многовековые ребисы ломались спиной Таламриэля на ура, как ковшом бульдозера, а более тонкие деревца спиливало остротой моих крыльев. Бревна с грохотом падали на землю. В лицо летели щепки, а до ушей доносился хруст то ли деревьев, то ли костей Таламриэля.

Я впечатал Таламриэля в равнину с такой силой, что в ушах зазвенело, а чернозем струями ударил во все стороны. За нами тянулась глубокая борозда, усеянная обломками деревьев. Лес будто бы вспахало огромным плугом, на кончике которого находился несчастный ангел.

Таламриэля было не узнать, и былой пафос содрало с него вместе с кусками одежды и кожи. Таламриэль тихо простонал, вяло шевельнув переломанными крыльями, как птица, выброшенная на землю смерчем. Ради интереса я сделал несколько шагов назад, чтобы позволить противнику встать. "Оправишься ли ты от одной лишь физической силы? Я ведь даже не использовал магию" — подумал я, испытав к состоянию врага исключительно научный интерес. Где предел архангела? Арсенал мой пополнился рядом разрушительных заклинаний, что внезапно всплыли из подсознания. Руки чесались их использовать. Я жаждал экспериментов.

— Кха, — Таламриэль кашлянул кровью. — Ты…. — он поднялся, прихрамывая на левую ногу. Правая опухла, и, похоже, ее сломало, как крылья. — Да ты знаешь, кто я такой?! — прохрипел он, и дышал хрипло, будто находился при смерти.

Занятно.

Так вот какой мощью мою трансформацию наделил единственный элемент циферблата? А что же будет, если собрать восемь? Я взмахнул крыльями, отбросив себя назад метров на двадцать. Мной двигало чистое любопытство. Что Таламриэль мог предпринять в таком состоянии? Он боялся меня до полусмерти, побледнел лицом, хотя всеми силами скрывал страх.

"Дурак, — подумал я. — Тебе впору просить о пощаде", но не говорил. Лишь смотрел, и ждал.

— Я не дам тебе уничтожить мою мечту! Ты на заберешь у меня власть! Все мое! Мое! — я позволил Таламриэлю сыграть длинную партию. Позволил выложиться на полную, и на секунду подумалось, что меня убьет заклинанием.

Передо мной выросла десятиметровая волна мутной воды, тяжелой, как сотни бетонных плит, но она оказалась нестрашной. Таламриэль слаб. И я осознал превосходство над ним. Силой мысли получилось извлечь из диска длинный "Ночной звон", и невидимая мощь грубо разорвала волну надвое, разбросав веера брызг. Волна шумно накрыла лес по обе стороны от меня, вырвала деревья с корнями, и понесла бревна к лагерю.

— Как ты это…. — Таламриеэль глаза от удивления расширил, и уронил флейту в грязь. Легкость, с которой я нейтрализовал водную магию, ввергла противника в состояние шока. Он свесил руки плетьми, глядя на меня, как на врата Мира Мертвых. Чернота космоса отразилась в глазах ангела, и на ее фоне был я, став последней ниточкой к жизни. — Пощади! — взмолился Таламриэль, рухнув на колени. — Я не знал, что ты вернешься, Мортус! Это мой брат все сделал! Я не виноват! Пожалуйста, пощади!

Мольбы мне были безразличны. Смерил Таламриэля взглядом, понимая, что он существовал тогда, когда не положено существовать. Стоило его прикончить, и позволить переродиться в Водопаде душ, но не очень хорошо, что я был Первозданной Смертью, обладавшей частью человеческой натуры. Мне решать, что такое грех для высших существ, и мне выбирать наказание.

— Твой грех — зависть и убийство. Ты не заслуживаешь существования в Круге вечности, ангел. Догматы вашего мира прощают ангелам отвратительные вещи, и пора бы тебе узнать, какова кара за грех на Земле, — приговор был вынесен мной равнодушно, как судьей, очерствленным многолетним судебным опытом. — Я предам тебя забвению, и полностью сотру из реальности.

— Н-нет, — ангел расширил глаза, и ресницы его намокли от слез. — Я не хочу в забвение! Это же против правил Первого Творения! Ты не можешь меня стереть!

"Остановись! — мой голос обратился ко мне. — Не надо так! Он ведь готов говорить, он готов меняться, у тебя есть сила, чтобы исправить его!"

Совесть это была, или осколки моей предыдущей личности — я не знал. Но мне определенно не нравилось, как Таламриэль обходился с узниками. Как публично раздевал женщин. Как убивал. Как позволял ангелам насиловать и убивать людей.

Он не заслуживал жалости.

— Твое последнее слово, — я остался глух к его мольбам.

— Прости! Именем Первого Творения умоляю, прости меня! Я исправлюсь, — Таламриэль пал ниц, накрыв крыльями землю. Вид у него был жалкий, ничтожный, и голос дрожал. Мне был понятен этот страх. Раньше он часто возникал у меня, когда я засыпал, и крепко сжимал одеяло рукой. От этого страха холодело в животе, и хотелось признаться близким в любви, попросить прощения у всех, кого обидел. Вдруг завтра не суждено проснуться? Вдруг я не успею сделать задуманное? Что будет за гранью жизни, когда разум ослепит бесконечной тьмой? Я боялся потерять самосознание. Боялся перестать видеть и слышать. Боялся перестать жить. Ответ на вопрос о загробной жизни знал каждый житель Антерры, и Таламриэль понимал, что его ждало, но я поставил на его знаниях крест. Я грозился подвергнуть его тому, чего сам когда-то до одури боялся — забвению. — Я исправлюсь! Я буду делать добро!

— Ты мог творить добро, — заметил я. — У тебя был выбор. И ты осознанно решил сеять смерть и хаос. А знаешь, — внезапно в голову пришла интересная идея. — Беги к брату. Беги к Алланделу, и скажи, что я иду за ним. Что Всегубитель идет за всеми вами. И что я даю вам возможность исправиться, вывести ангелов из захваченных городов, и вернуться на Небо. Если вы освободите людей, уберетесь из Антерры — я оставлю вам жизни, и позволю попасть в Водопад душ, как того требует замысел Первого Творения. И еще, отдай мне свой медальон. Отдай перо.