От заставы в начале долины к нему несся всадник, в котором король узнал хозяина Закатного холма Руминайю Каменный Глаз, железного старика.

— Что там?

Руминайя поднял голову и посмотрел на короля искоса, со стороны живого глаза, чем-то походя на хищную птицу.

— Долина пока держится, — прокаркал он. — Без Дневных не удержались бы.

— Как это выглядит?

Руминайя поджал губы и помотал головой.

— Как у Провала. Только почти постоянно и наверх.

— Маги? Барды?

— Все, кто под рукой — тут. Сделали Круг, держим пока. Ненадолго, — почти шепотом добавил он и посмотрел на короля. — Сделай, что можешь, государь.

Ринтэ не ответил, глядя поверх его головы на темнеющую долину и холм.

— Как было с гонцом? — спросил он.

Руминайя оглянулся назад, на троих подъезжающих от заставы всадников.

— Он был ранен. Он сказал, что чувствует свою смерть. Маги заговорили его коня, чтобы домчал до твоего холма. Он пал, верно?

Ринтэ кивнул.

— И гонец? Не… выжил?

— Нет.

Руминайя покачал головой.

— Едем, государь.

"Твой черед", — договорил за него Ринтэ.

Круг все же хоть немного удерживал то, что расползалось из холма. В долине шепот Бездны был очень ощутим, но внутри Круга он становился почти невыносимым. Ринтэ вступил туда пешим — кони не шли в долину. Вход Мертвого холма был так похож на ту пасть Провала, которая зияла под Королевским холмом. Пасть, поглотившая стольких людей, едва знакомых и близких друзей, такая привычная пасть, что даже и не представлялось существования без нее.

Подземные проходы были перекрыты, как сказали ему, и там шел постоянный, муторный, нудный бой. Провал выблевывал все новых тварей, не похожих одну на другую. Пока их удавалось удерживать, но люди гибли, и настанет момент, когда некому будет встать против Провала. А убитые твари истаивали, словно возвращаясь снова в плавильный котел Провала, чтобы потом восстать из него новыми мерзостями.

"Как котел с водой Бессмертия, что был там, в Средоточии. Ах, жаль, что я не сделал ни глотка… как Иринальт. Нет".

Где-то там, стиснув руки, стоит Сэйдире. И Асиль. И смотрят ему вслед. А он, король Холмов идет вперед, к пасти-входу-провалу, и не знает, что делать.

Шаг.

"Если бы я знал, что делать, я бы сделал это".

Шаг.

"Я бы все отдал, что я, Ринтэ, могу отдать. Не так много. Сейчас есть только я".

Шаг.

"А они думают, что я могу их спасти. А я не могу".

Шаг.

"Ну, значит, как в изначальные времена — король за свой народ. Может, нужно как раз это".

Ты готов отдать все?

"Все, что есть у меня. А это сейчас только я сам".

Шаг.

Тогда отдай себя.

"А разве король может иначе?".

Шаг.

В проходе затрепетало. Словно тонкая радужная пленка на поверхности спокойной воды. Она начала сворачиваться, стекаться, образуя подобие плоти, в которой запульсировал пока размытым пятном, но становясь с каждым мгновением четче, глаз, алый, с леденящей иссиня-белой точкой в центре.

Асиль беззвучно ахнула, прикрывая белыми руками рот, когда прозрачно-серые студенистые струи поползли из провала, словно перебирающие мертвую траву пальцы. Шепот Бездны стал почти невыносимым. Сэйдире раскрыла рот, глубоко вздохнула, и, закрыв уши руками, побежала в Круг.

Позже все рассказывали одно и то же — то, что медленно появлялось из холма, было гораздо бОльшим, чем любая самая страшная тварь. В ней был настоящий разум, настолько чуждый, что это ощущалось в одном ее присутствии. Разум несовместимый со всем, что хоть насколько-то понятно человеку. Нечто, от чего твари побежали бы спасаться к человеку, как они бежали от Мертвой волны. От этого присутствия отказывало сознание, переставали слушаться руки и ноги, потому, что спасения не было никакого.

И тогда король, крошечный, маленький, ничтожный человечек, поднял руку и сказал:

— Еще не твой час. Уходи.

Никто никогда не слышал такого голоса короля. От него не сотрясались холмы и не качались деревья, и не свергались в долины камни, и не останавливались воды. Просто стало пугающе тихо, и слова его услышали все, хотя и показались они совсем негромкими.

И то чуждое, чему не было ни имени, ни названия, ни образа, ни понятия, то, что сгущалось во тьме, темнее самой черной темноты пошло еле заметной рябью и исчезло. Затихло. Осталось только постоянное, смутное эхо на грани сознания, говорившее, что еще ничего, ничего не кончено. Но сейчас это ушло. А король Ринтэ пошатнулся, колени его медленно подогнулись, и он упал, свернувшись калачиком, в перемешанную с талым снегом грязь.