Шрифт:
Сатья криво усмехнулся.
— Я понял тебя, Госпожа. Хотя сам-то я хотел бы еще долго-долго жить… может, всегда. Значит, нам предстоит уйти за Стену, как когда-то мы пришли.
Деанта вздрогнул. Он был уверен, что они уйдут на юг, что там будут жить и, в конце концов, восстановят все. Госпожа поняла его без слов.
— Нет. Нужна наша сила. А она пожрана. Нам тоже придется уйти. Вернется ли к нам наша сила — я не знаю. Это в воле Родителей, а мы наделали столько ошибок, что заслужили кару. Но им решать.
— Что за Стеной? — резко спросил Деанта.
— Сущее. И что изменилось там с тех пор, как мы ушли, чтобы строить свой дом, я не знаю.
— Но почему вы не покинете этот мир сейчас? Зачем вы остались здесь?
Госпожа Урожая посмотрела на него тихо и светло.
— Любовь и долг не дают.
***
Когда они подошли к обрушенному мосту через Анфьяр, Госпожа Урожая взмахнула рукавом, как волшебная царевна в древней сказке, и зеленый мост протянуся над рекой, исчезнув сразу, как они перешл на другой берег. И Деанте показалось, что Госпожа стала чуть меньше ростом и как-то прозрачнее. Он понял, что это значит, и ему стало больно.
Уэльта встретила их и радостно, и настороженно, и растерянно. Потому, что мгла затянула северный берег, но пока не переползала через реку. Весна была уже в разгаре, но поля были мертвы, и не проснулись посевы, и не прилетели птицы из-за Стены. И не было зверей в полях — никто не знал, куда ушли они.
На улицах города огни горели даже днем, поскольку мгла, хотя и не переползла через реку, медленно растекалась наверху, по небу и по краям окоема, словно охватывая островок еще живой земли.
Они все были здесь — и Теона Анральт, Одноглазый Лис, и братья Онгиральты. И все ждали его слова — слова короля. Он думал до утра — если теперь можно было понять, когда утро, а когда вечер. Он стоял на балконе над белым тревожным городом и смотрел в глаза мгле — в бледный и кровавый. Он не звал Госпожу Урожая, но знал, что сейсас она сразу откликнется на его зов. А утром примчался гонец от Маллена Ньявельта, и выслушав его, Адеанта велел бить в колокол и рассылать гонцов по всем улицам и всем домам.
"Мы покидаем этот город. Берите с собой лишь то, что сможете взять и то, что сможете запомнить. Не оборачвайтесь в горечи. Наши предки пришли сюда, покинув свой мир, пришла пора и нам".
Когда те, кто пошел за ним, покинули Уэльту и направились по Королевскому Кольцу, мгла медленно затянула небо, но не коснулась ни города, ни реки, ни дороги.
***
Госпожа Диальде медленно спускалась вглубь холма. Было непривычно тихо. И тишина была не такая, не прежняя. Прежде тишина была не совсем тишиной — где-то глубоко внизу, под крутым мостом с галереей, в темноте шумела вода. Где-то размеренно спадали со сталагмита редкие капли, где-то постоянно шептал в коридорах подземный ветер.
Сейчас не было ничего. Не было далекого, почти несуществующего гула воды. Не было движения воздуха. Даже темноты не было — одна какая-то полупрозрачная тусклость, от которой исчезали цвета. Ей было страшно. Но она шла вперед, туда, где за мостом, в зале, потолок которого, подобно вековым деревьям, подпирали тысячи колонн, среди ушедших королей спали ее муж и младший сын.
Светильные камни испускали слабый, мигающий свет, умирая, как все в этом мире, когда король покинул Холмы. В какое-то мгновение ей захотелось опрометью бежать отсюда, догнать последних, уйти и жить. Но, наверное, уже поздно.
"Какая же я слабая и трусливая, — всхлипнула она. — Я ведь хотела прийти сюда и остаться с теми, кого любила. И вот — трушу. И все равно уже поздно. Я так или иначе тут умру".
Она нашла саркофаги как раз в то мгновение, когда холм еле заметно дрогнул, и по потолку прошла трещина. Сквозь нее лениво протек дневной свет, слабый, блеклый, не ранящий глаза, как прежде, своей пламенной красой.
"Может, ждать и не придется". Эта мысль принесла облегчение, и она заплакала. Она упала на колени между двумя саркофагами и, вцепившись руками в их края, заголосила.
— Милые, милые вы мои! Как же я тоскую, как я тоскую! Заберите меня, пожалуйста, я не хочу ждать и умирать, заберите меня сразу! Я не могу вас бросить, не хочу! Ойойоооооииииий, как же тошно мне, как тошноооооо!
Она понимала, что тех, кого она пришла искать, тоже нет здесь, и давно. Но это были ее Холмы, это был ее мир, и от мысли, что надо уйти, что Холмов больше не будет, ей становилось просто невыносимо. Хоть бы умереть вот сейчас, сразу, чтобы не долго в одиночестве, в ужасе, только среди своих жутких мыслей, или кто-нибудь пришел бы, вырвал отсюда насильно, спас… но все ушли. Догонять поздно.