Когда новичок неплотно закрывал дверь, то кто-то немедленно бросался к двери закрыть ее, а потом раздавался дружный крик:

– Тебя что, в поле родили, ты, мудак?

А если он закрывал дверь правильно, то ждали, пока новичок не спросит про масло. Тогда ему немедленно предлагали две или три тарелки, в которых мухи все еще боролись за жизнь.

В свободные дни играли в футбол. Новички были видны сразу, на фоне черных и коричневых тел ветеранов, они выделялись белизной, но ненадолго. Вскоре они становились розовыми, а к вечеру уже не знали, как улечься в постели, чтобы не болела сгоревшая кожа.

Через некоторое время в лагере появились и женские воинские подразделения. Само присутствие женщин делало лагерь не то, чтобы симпатичнее, но как-то приемлемее. Их набирали для пополнения Женского вспомогательного территориального корпуса «Auxiliary Territorial Service – ATS» и Женского вспомогательного корпуса ВВС «Women’s Auxiliary AirForce – WAAF».

Женщин было немало. Возможно, им надоела однообразная работа в кибуце, а, может, заговорила авантюрная жилка. Но это и неважно. Они составляли седьмую часть всех еврейских добровольцев в Палестине, и четверть среди женщин в форме на всем Ближнем Востоке. Предполагалось, что они заполнят конторские штаты, станут медсестрами, водителями, поварихами, но это были женщины ишува, причем те, кто добровольно пошли в армию. Равенство было их принципом, они хотели быть разведчиками, парашютистами, связными в немецком тылу.

Для женщин-парашютистов в Сарафанде проводилась только начальная подготовка, завершалась она на базе в Каире. В Сарафанде они вместе с солдатами изучали различные виды стрелкового оружия, противотанковые средства и взрывчатые вещества, стреляли из пулеметов Брен, и часто их результаты были лучшими. Но они были женщинами среди молодых мужчин.

Возможна ли романтика возле пулемета Брен? Да еще в таком лагере, как Сарафанд?

Она не просто возможна, она возникает непременно. И дело тут не только в молодости. Все готовились воевать, понимали опасность, и это добавляло остроты в отношения. Когда смерть ходит поблизости, эмоции усиливаются. Никто не знал, когда его очередь, и это просто кидало людей друг к другу. Девушки становились более сговорчивыми, чем обычно. Любили или нет? Кто знает. Скорее жалели…

Беременность могла стать большой проблемой. В этом случае пришлось бы бесславно возвращаться домой, а кому это было нужно? Но все равно, когда мужчины и женщины работают в тесном сотрудничестве, романы или браки неизбежны.

Девушки о происходящем на войне знали больше, чем солдаты-мужчины. Они были связистками, информацию получали, правда, предназначенную не для них, самыми первыми.

Среди связисток я ее и увидел. Что меня к ней толкнуло? Это было что-то непонятное, какой-то ток, притяжение…

Звали ее Рут Полански. Была ли её фамилия той, которую она носила в детстве, или так она хотела сохранить память о Польше – я не знал …

Рут не была красавицей, да и, к тому же, выглядела очень неприступной. Были другие девушки, они поглядывали на меня благожелательно, но мне нужна была только она.

Разговор начался глупо. Я ничего лучше не придумал, как начать задираться. Спросил ее:

– Как ты сюда попала, что там, в кибуце, кухня на ремонте? А тут еще и стрелять нужно уметь.

Она сразу предложила мне проверить, кто может только болтать, а кто стрелять.

Я очень гордился своей береттой, которую тщательно прятал ото всех. У пистолета были отличные боевые качества, если ухаживать за ним как должно, то он прослужит лет 100. Я не собирался использовать его сто лет, но ухаживал за ним примерно с таким расчетом. А сейчас появился повод показать класс в стрельбе, тем более, что туда, где можно было стрелять, предстояло пройтись вместе с ней.

– По какой мишени будем стрелять? С какого расстояния?

– А у тебя, солдат, есть часы? Рискнешь?

– Какой тут риск, возле часов будет самое безопасное место.

Часы были неплохие, пришлось повесить их в виде мишени на куст. Отмерили 20 шагов, она стреляла первой. Первой и последней. От часов после ее выстрела остались только воспоминания.

Рут сказала:

– Не грусти, солдат. Уверена, что ты стреляешь не хуже, зачем разбивать еще одни часы. Вот, возьми мои на память.

С этого и началась наша дружба-любовь. Стрелять Рут учил отец, он с семьей остался в Польше, что с ними сегодня она не знала.

Рут рассказывала, что кибуцная жизнь была не для нее. Личной жизни там вообще никакой не было. Нужно было отказаться от себя, жить тем, что было нужно в данную секунду, например, работой в прачечной или на прополке. Очень мешала привычка думать.

– О чем думать? За тебя уже подумали, просто выполняй, как можно лучше. – говорила Рут – Понятно, что рабочую одежду нужно стирать, а картошку чистить, но все это работа рукам, не голове… Я чувствовала, что я начинаю сходить с ума.