— Знаю. Так где? Твоя спальня, моя, гостинная? Кажется, есть еще какие-то комнаты с кроватями, но не уверен, что нам обоим будет там удобно. Кстати, я сказал, что готов провести ночь рядом с тобой, без какого-либо намека на… более тесное общение, но мне бы этого не хотелось, — понизив голос, Алекс добавил: — Тем более, что теперь я знаю, насколько ты страстная натура, и что твое тело действительно идеально.

Последние слова заставили Нику покраснеть, но смущение сразу же ушло, как только мужчина приник к ее губам. Как и в прошлый вечер, страсть мгновенно захватила их, прогоняя все лишние мысли.

— Теперь ты веришь, что сводишь меня с ума? — спустя некоторое время, когда они просто лежали в постели, поинтересовался Алекс. Девушка рядом зарделась, и он рассмеялся — неужели после всего, что они только что вытворяли, ее на самом деле смущает только то, что он чувствует к ней? Какая же она все-таки смешная, эта блонда.

Ника заправила прядь за ухо и постаралась прикрыть рот ладонью. Да уж, в прошлую ночь им так и не удалось нормально поспать, так что все надежды оставались на эту. Но по поведению девушки Алекс понял, что та не хочет засыпать — всячески борется со сном и старательно открывает глаза, хотя те почти слипаются. Наверно, она боялась, что снова увидит видение, иначе с чего бы вдруг возникло такое нежелание отдохнуть после долгого дня?

— Иди сюда, — поманил он Нику, и та доверительно прижалась к мужскому плечу. — Расскажи мне немного о ваших с сестрой отношениях. Ты говоришь, она много значила для тебя.

— Да, это так. Мы с Мариной были близняшками — она была на несколько минут старше, так что всегда говорила, что во всем должна быть первой. Да, собственно, так и получилось — первой начала встречаться с парнями, первой вышла замуж, родила ребенка и даже умерла — тоже первой. В детстве внешне мы были очень похожи, но со временем нам это надоело, и каждая начала искать свой особенный стиль. Будешь смеяться, но то, что идеально подходило одной из нас, могло совершенно ужасно выглядеть на другой. Наверно, сказывался характер, иначе с чего бы так — фигуры у нас всегда, во всякой случае, до беременности, так точно, совпадали. Маринка была очень активная, шумная, веселая девушка. Если хотела, она могла стать даже дерзкой — смелости и наглости ей было не занимать. Именно она убедила меня бросить все и перейти в «Эдем», хотя прошлая работа меня более чем устраивала.

Конечно, ожидание и рождение Машки ее очень изменили — она стала нежнее и мягче. Весь мир был сосредоточен на ее семье, да это и понятно — ты сам видел, с каким трепетом Миша относиться к дочери — так же он берег и Марину. В роддоме впадал в две крайности — от желания убить кого-то, из-за того, что его жена так мучается, до смущенных рыданий, что никак не может помочь ей в этом нелегком процессе.

Алекс представил себе эту картину и усмехнулся — высокий, мускулистый, да еще и бородатый Михаил никак не увязывался в его голове с образом того парня, о котором говорила Ника.

— Не смейся, все так и было! Он очень ее любил. Слава богу, что у нас осталась Машка, иначе, уверена, Миша бы долго не думал — дочь и то едва-едва удерживала его в первые месяцы на этом свете.

Громову так и хотелось задать вопрос о том, не обвинил ли зять Нику в смерти Марины, но вовремя прикусил язык — это не то, что можно узнать, удовлетворяя праздный интерес. Но Майер, похоже, и сама готова была рассказать это.

— Честно, не знаю почему, но Миша ни дня не верил, что виновницей аварии стала я. Он считал нас обеих жертвами какого-то чокнутого гонщика, а меня еще и жертвой полицейского произвола. Наверно, именно он больше всех поддерживал меня тогда, не давай также сойти с ума от случившегося, — Ника замолчала, и Алекс притянул ее ближе к себе и крепко обнял.

— А у нас никогда не было подобной близости с Сережей. Конечно, история наших отцов к этому не располагала, но мне всегда казалось, что причина была в другом. Когда он был еще подростком, нам удавалось находить общие темы для разговора и даже болтать без едких подколов, но это, к сожалению, длилось недолго. Будучи ребенком, обижался на него за то, что он был более желанным, чем я. Позже — тщетно пытался подружиться, но разница в возрасте (на тот момент довольно ощутимая) сводила мои труды на нет, и только спустя несколько лет, когда этот порыв исходил уже от Сережи, мы научились общаться и слышать друг друга. Когда приехал сюда, мне казалось, что это начало отличных отношений, но я ошибся. Вернувшись в Штаты, я понял, что брат совершенно не хочет меня знать. Было странно видеть такую разительную перемену, так что я постарался понять, в чем ее причина, но ответа так и не получил. Конечно, в какой-то момент мне все надоело, и я решил, что не стоит играть в одни ворота — если Сережа захочет, он всегда знает, как со мной связаться, и я перестал ему писать. Что произошло потом, и почему он меня возненавидел — я не знаю и даже не догадываюсь. Возможно, его срыв воскресил и подпитал каких-то прошлых демонов — другого объяснения у меня нет.

Ника закусила губу, не зная, рассказать ли все Алексу. Возможно, ее слова могли бы помочь ему разобраться во многом и хотя бы отчасти прояснить ситуацию.

— Сережа всегда говорил, что ему приходилось расти в твоей тени — вас сравнивали, и каждый раз ты оказывался более успешным, чем он. А для Суворова, как ты понимаешь, это не мало значит. Аня же, чувствовала свою вину перед тобой. Конечно, она не говорила об этом, но это было очевидно. Да и Алиса, если уж на то пошло… не уверена, но увидев вас на юбилее Алексея Николаевича, мне показалось, что она смотрит на тебя не совсем как на брата… Ему приходилось расти во всей этой атмосфере, а это достаточно сложно. При этом его личные заслуги никто и никогда ни во что не ставил, считая их блажью. Я не защищаю Сережу, но лично мне бы такое не доставило удовольствия. Хочешь ты того, или нет, но ты стал тем самым образцом идеального сына и внука, которого ему никогда не достичь, просто потому что он другой. А для Суворова всегда существовала только одна модель «правильного» поведения — менять свои привычки и принципы даже ради внука он не станет. Если же говорить о наркотиках… Понимаешь, мне сложно судить, потому что я оказалась по-настоящему слепой в этой ситуации, но руку даю на отсечение, что началось все именно с твоего приезда. Сначала ты вернулся в Украину, и только потом, уж не знаю почему — устал ли бороться с чужим мнением, или просто ища спокойствия, он взялся за старое. Сейчас мне кажется, что я знаю, когда примерно все началось, а его поведение изменилось. И это случилось не так давно, как тебе кажется. Конфликты и стычки случались с вами еще до наркотиков.

Слова Ники заставили Алекса задуматься. Конечно, Сережа говорил что-то о том, что все внимание и почести всегда доставались любимчику Громову, но, честно говоря, сам он всегда считал это простым бредом. Еще бы, ведь с его стороны все выглядело совершенно иначе. Собственно, даже сложившаяся на данный момент ситуация говорила об обратном — «любимчиком» всегда был именно младший внук Суворова, в то время как старший стал (по мнению семьи, судя по всему) лишь живым воплощением всех ожиданий Алексея Николаевича. Кто в этом случае из них был в лучшем положении — вопрос спорный. Да и вообще одобрение и благосклонность их деда — тот еще приз. Для Алекса она обернулась постоянным давлением, а для его брата — завышенными ожиданиями, постоянными вмешательствами в личную жизнь и отсутствием какого-либо выбора в любой из сфер жизни. Получается, что каждый из них по той или иной причине подсознательно считал, что именно ему досталась роль изгоя в семье, а все почему? Потому что один старый хрыч совершенно не умеет любить свою семью без каких-либо условий и требований, а двое других балбесов так и не додумались честно поговорить между собой, не выставляя взаимных претензий и обид. И, главное, каждый из них реагировал на ситуацию по-своему! Сережа бросал едкие комментарии и лез в драку, а Алекс…нет, он тоже не был ангелом. Часто провоцировал брата, задевая его слабые места и доказывая, что даже без поддержки семьи матери смог добиться большего, чем его брат. Кто же знал, что тот видел все в ином свете?