В это время Мика окончательно проснулся и захныкал, шаря ладошкой по экзокостюму. Айрис поцеловала его пухлые щечки, вытерла слезки, но сын не унимался.

— Ну, Мика, посмотри на меня. Это я, твоя мама. — И горло словно обруч стиснул. Снова захотелось плакать.

— Он есть хочет, — осторожно сказала Маараш.

— И ты не боишься, что я, утопленница, здесь сижу?

— Так вы ж, миледи, своему дитяте вреда не причините. Даже утопленная. Так что, дадите мне его? Он будет плакать, пока не поест.

Айрис заглянула в светлые глазенки Мики, поцеловала нос-пуговку. Ей не хотелось выпускать его из рук, но тут Маараш была права. Пока что ей нечего предложить сыну.

— Ему уже кашу надо варить.

И все же поднялась, обошла кровать и передала Мику кормилице. Та ловко оттянула сорочку, и Мика тут же умолк, занявшись делом.

— А вы… теплая, миледи, — растерянно сказала Маараш, — и не скажешь, что мертвая.

— Я не мертвая.

Она стояла и смотрела, как Микаэл ест. И так горько вдруг стало, что не может сама кормить. Если бы Рато не избил ее тогда, то все было бы по-иному…

— Мой супруг у себя? — спросила коротко.

Маараш кивнула.

— Да, миледи. Только вот вчера… девок каких-то привел. Все ему мало.

Айрис лишь плечами пожала. Девок? Тем лучше. Будет что припомнить.

— За Микаэла головой отвечаешь, — строго сказала она Маараш, — и я… скоро вернусь. Я буду жить здесь, Маараш. И если захочешь, ты сможешь остаться.

Кормилица молча кивнула, все так же растерянно глядя на так внезапно вернувшуюся госпожу.

…Через несколько минут Айрис стояла на пороге баронской спальни.

Брезгливо втянула воздух. Пахло вином, табаком, прокисшей едой. Интересно, когда здесь в последний раз убирались? Одна портьера была оборвана, повисла на единственном крючке. Одежда небрежно валялась прямо на полу…

Ступая на цыпочках, Айрис прошла вглубь, к огромной кровати. От нахлынувших воспоминаний сердце колотилось как сумасшедшее. Именно на этом супружеском ложе она потеряла сознание от боли в их первую ночь. А очнулась на полу.

Зато теперь он спал, обнимая двух совершенно голых девиц. На скуле одной из них Айрис рассмотрела свежую ссадину.

Она прислушалась к себе, пытаясь понять, что именно испытывает в эту самую минуту, стоя над спящим мужем.

Того сумасшедшего животного страха теперь не было. И вообще не было ничего. Лишь холодная пустота. Равнодушие. Да еще, пожалуй, нежелание видеть этого человека. Никогда больше.

Айрис удовлетворенно хмыкнула и, поразмыслив еще немного, обрушила на спящих поток ледяной воды. И отошла в сторонку, наблюдая. Девицы завизжали, одна даже упала с кровати. Рато, грузно ворочаясь, кое-как сел, захлопал спросонья глазами, сопровождая все это забористой бранью. Потом уставился на Айрис, видимо, не вполне осознавая происходящее, осенил себя знаком Двуединого и наконец, побледнел.

Айрис улыбнулась.

— Ну, здравствуй, муж мой.

Темные глаза Рато забегали, он быстро сотворил перед собой еще один оберегающий знак.

— Не поможет, — подсказала Айрис.

Она кивнула девкам.

— Вы — убирайтесь. Вон.

Те, шлепая босыми пятками, прижимая к себе мятые простыни, стремительно скрылись, сразу поняв, что лучше повиноваться.

Эта маленькая передышка позволила Рато взять себя в руки. Его глаза налились кровью, лицо побагровело.

— Ты! — прорычал он. — Тварь! Вернулась!

— Отчего бы не вернуться в свой дом?

И видя, как дернулся Рато, процедила:

— Не двигайся, если не хочешь сдохнуть прямо здесь и сейчас.

Видят придуманные боги, ей было нелегко. Страх — на диво липучая штука, так просто не уходит.

— Ты покинешь замок и уберешься из города. Куда хочешь, мне это неинтересно. Я не желаю тебя здесь больше видеть… ничтожество.

— Я позову храмовников, и теперь уж ты не отделаешься мешком, — просипел Рато. — Мы сожжем тебя, тварь, и пепел развеем по ветру.

— Как мило. — Айрис даже улыбнулась. Почти невозможно заставить себя улыбаться человеку, которого раньше боялась до потери чувств. Но она смогла — и обрадовалась этой маленькой победе.

— Я не хочу с тобой спорить, Рато. Просто убирайся. Когда-то я прокляла тебя. Я сама исполню это проклятие, ты будешь сдыхать один, всеми покинутый, в нищете и грязи. Да, и говорить с тобой больше не хочу. Убирайся.

Тут, видимо, терпение супруга закончилось. И он, выхватив из-под подушки нож, резво вскочил с кровати и прямо как был, голышом, бросился на Айрис.