Шрифт:
Для себя я решила, что над этим вопросом подумаю тогда, когда он станет актуальным. Потому что к тому времени многое может измениться. В том числе и подход Геймана. А сейчас у меня и без этого хватало тревог.
– Это все, что ты хотел мне сказать? Или будут еще какие-то условия?
– Это не условия, Лиля, - вновь поморщился Ян, - не хочу, чтобы ты так это воспринимала.
– А что же тогда?
– Это все, что я могу тебе предложить. Мог бы, поверь, предложил бы больше.
– Даже удивительно, - покачала я головой.
– Что именно?
– Ты предложил мне выйти за тебя замуж, а так и не понял, что мне кроме тебя вообще ничего не нужно.
Глава 24
Ян
Раньше мне всегда казалось, что об этой жизни я знаю все. Но Лиля каким-то непостижимым образом каждый раз доказывала мне обратное.
– Ты предложил мне выйти за тебя замуж, а так и не понял, что мне кроме тебя вообще ничего не нужно, – сказала она, а я… я даже не знаю, сколько раз потом прокручивал в голове эти ее слова. Много… И такое они меня заставляли испытывать – не передать. Они вызывали… жажду, да… Наверное, это самое подходящее слово. Я хотел её, хотел жить и хотел продолжения. Не знаю, осознавала ли Лиля, как на меня подействуют ее слова, или наобум била? Да и какая разница? Главное ведь их смысл. А он такой… Двоякий. И эти противоречия раздирали меня на части. С одной стороны, чувство сумасшедшего мужского довольства. Что вот так тебя любят… С другой – страх, что тебя любят… так. Парадокс.
– Соня, ну, что там? Нам уже выходить надо!
– Это все бабушка! Лилька-то уже давно готова.
– А старая карга что?
– Назвала визажиста криворуким ослом, смыла макияж и решила, что сама накрасится.
Ну, ничего не меняется! Я усмехнулся, перевел взгляд на дочь и нахмурился:
– Ты себя хорошо чувствуешь?
– Немного волнуюсь.
– Ты какая-то зеленая.
– Ну, спасибо, папочка, – хмыкнула Соня, обернулась к двери: - Пойду, наверное, их потороплю.
Я проводил взглядом фигуру дочери и зачем-то еще раз похлопал по карманам, хотя уже тысячу раз убедился в том, что кольца со мной. И ведь не то, чтобы я нервничал…
– Слушай, вот мне интересно… - поинтересовалась Соня, так и не выйдя за дверь.
– Да?
– У вас ведь с ней это давно? Только я ничего не замечала…
– Ты сейчас спрашиваешь или утверждаешь? – усмехнулся.
– Поражаюсь… Тому, как она тебя любит. Это… - моя балагурка-дочка сглотнула и позеленела, кажется, еще сильней.
– Это дорогого стоит. Надеюсь, ты понимаешь, что Лилька без тебя никуда. И не станешь делать глупостей.
Конечно, она намекала на пистолет, который нашла у меня в столе, но я сделал вид, что не понимаю ее намеков.
– Все? Или будут еще вопросы?
– Нет. Вопросов больше не будет. Разве что пожелания. – Я удивленно вскинул бровь, и Соня продолжила: - Позволь ей поехать с тобой. Потому что она все равно поедет. Коммерческим рейсом, на перекладных… БлаБлаКаром… как угодно.
– С чего ты это взяла? – невольно сощурился я.
– С того! Мы все поедем… Хотя бы на операцию.
Все… Это кто? Я разрешал только матери. Потому что отделаться от неё было невозможно. Да и мать все же – не любимая женщина. Перед ней за слабость не стыдно.
– Это заговор?
– Нет, папочка, это – любовь.
Сладу нет с этими бабами! Хорошо у меня их только три. А если бы больше было? Любовь у них, видите ли… Я сглотнул собравшуюся в горле соль. Чуть повернул голову и застыл, пораженный. Из-за понятных событий мы не устраивали из нашей свадьбы пышного торжества, но моя мать настояла на том, что у Лили должно быть хотя бы подвенечное платье. Сейчас она была как раз в нем. Хрупкая, как статуэтка. И невозможно красивая.
– Ну, что ты стоишь, Ян? Раввин нас уже, небось, заждался. Еще и тучи заходят… - заявила мать, словно это не из-за нее мы выбивались из графика.
Я отмер, подошел к Лиле и, наплевав на то, что на нас смотрят, прижался к ее виску губами. Замер так на несколько секунд. Как-то даже не верилось, что она – моя. Хотя вчера мы расписались официально, а сегодня собирались провести церемонию по еврейскому обычаю. Ради меня Лиля приняла иудаизм. Я не просил. И не настаивал. Она сама пришла к этому. Еще один компромисс в копилку наших отношений… Еще один мне подарок. Радоваться бы. А у меня зубы ныли. И так хреново было от того, что мне нечем было ей отплатить. Предложить Лиле хоть что-то стоящее. Я даже не мог переступить через собственную глупую гордость и позволить ей поехать со мной. Или… мог?
– Ну что, пойдем?
Она улыбнулась и взяла мою протянутую руку. Вместе мы вышли в сад, где все было подготовлено к церемонии. Погода смилостивилась. Тучи ненадолго разошлись, и яркий луч, подобно прожектору, осветил хупу (1). Я никогда не придавал особенного значения ритуалам и искренне полагал, что этой церемонией скорей отдаю дань предкам, чем что-то еще. По-настоящему я проникся происходящим, лишь когда, следуя обряду, наклонился, чтобы закрыть лицо Лили фатой, и увидел её глаза… Вот тогда меня пробрало. До костей просто. Горло перехватило… и не отпускало еще очень долго. Я едва сумел вытолкнуть из себя положенные мне слова. Голос совершенно не слушался.