Дождь позже пошел. Когда мы уже, пообедав, стали собираться в аэропорт.

– Ну, и чего ты хмуришься?

Лиля обняла меня за пояс и улыбнулась.

– Все нормальные люди после свадьбы в медовый месяц едут, а мы… - не договорил. Лишь рукой взмахнул. И плотнее стиснул челюсти.

– Ты еще можешь взять меня с собой.

Она улыбалась! Улыбалась, хотя её губы дрожали. Я с шумом выдохнул, понимая, что Сонька была права. Я был бы дураком… идиотом последним, если бы оттолкнул Лилю прямо сейчас. Моя гордость не стоила её переживаний. И это был обман чистой воды, думать, будто ей будет лучше здесь… вдали от меня. Потому как, ну, какой, к черту, лучше?!

– Знаешь, ты права.

– Что?

– Ты права. Да-да, не смотри на меня так. Собирайся…

Я, наверное, навсегда запомню тот ее взгляд. Долгий. Недоверчивый. Болезненный. Выдающий все ее страхи и боль. Ее слабость… которую она от меня так старательно прятала. Чтобы меня не расстроить. Меня, понимаете?

И опять это удушье…

– Ну, чего стоишь? Собирайся, Лиль… Время.

– А у меня все собрано, - прошептала она и горько-горько, как ребенок совсем, скривила губы.

Удушье…

– Только ты не думай, что я тебе позволю меня на себе таскать. Или… еще что-то в этом духе.

– Нет, нет, конечно. Я знаю, что не позволишь. Это ничего… ничего, правда. Я буду рядом, когда ты будешь готов.

И ведь была… Ни разу не нарушая установленных мною границ. Была, лишь когда я давал на то разрешение. То есть когда я себя нормально чувствовал. А когда было совсем хреново – я оставался один. По крайней мере, я так думал. Пока однажды, наверное, в одну из самых своих хреновых ночей, я не вышел из палаты и не увидел… ее. Свет в больничном коридоре был приглушен. Я сделал несколько шагов, прежде чем дошло, что силуэт на стульях в углу – это не игра света, а вполне живой и конкретный человек. Моя жена. Лиля спала. Полусидя. На стуле. В руках - пластмассовая вилка. Тарелка с чем-то недоеденным поверх огромной сумки с ноутбуком рядом. И два стаканчика из-под кофе.

Я смотрел на неё и смотрел. Забыв уже о том, зачем вышел из палаты и куда держал путь. Да и о том, как мне плохо физически. Потому что это как-то сразу вдруг отступило перед совсем другим чувством, что рвалось у меня из груди.

Зато сразу вдруг стало понятно, почему она мне так легко уступила. Да потому, что на деле один черт собиралась сделать все на свой нос! И я даже думать не хотел, сколько времени она провела на этом проклятом стуле. Внемля моим идиотским требованиям, но в то же время оставаясь верна своим представлениям о правильном.

Стоять я долго не мог. Поэтому опустился с ней рядом. Проклятый стул скрипнул. Она открыла глаза.

– Ян? – улыбнулась, а потом, сообразив, где мы и что… подскочила. – А ты почему здесь сидишь? Врача позвать, да?!

Я отрицательно качнул головой. Как-то… слишком быстро она проснулась. Я еще не успел совладать ни с собой, ни с собственным голосом.

– Тебе нехорошо?

Снова «нет» головой и взгляд куда угодно в сторону, потому что, ну, правда, ведь я тысячу лет не плакал, не буду и тут.

– Вкусно? – просипел, чтобы сказать хоть что-то, глядя в гребаную тарелку.

– Не очень-то.

– Зачем тогда ешь?

Какой глупый разговор! Но иногда именно такие разговоры - спасение. Когда о важном говорить нет сил.

– Чтобы ты не волновался о том, что я плохо питаюсь.

Что ж… Отвлечься не получилось. Я должен был это признать. И признать… поражение. К черту. Я встал.

– Пойдем.

– К-куда?

– У меня широкая кровать. Ты поместишься. Пойдем, Лиля.

Она открыла рот. Недоверчиво на меня покосилась. И медленно, будто не веря в то, что это происходит на самом деле, поднялась со стула. Я забрался в койку и выключил свет, уже так, в темноте дожидаясь, когда она ко мне присоединится. Пряча от неё слезы, которые вообще не пристали такому взрослому циничному мужику, как я…

А утром, впервые после операции, я проснулся с эрекцией. И никогда… вот вообще никогда она меня так не радовала. Другое дело, что я не знал, могу ли… хм… ей воспользоваться. С трудом дождавшись обхода, я первым делом рассказал о случившемся своему лечащему врачу.

– Отлично, – обрадовался тот. – Так, а что вас смущает?

– Ничего. Я хотел бы знать… Хм… могу ли я прямо сейчас возобновить свою хм… интимную жизнь.

Прерывая наш разговор, в палату вернулась Лиля. Доктор посмотрел на нее, на меня. Усмехнулся чему-то…

– Прямо сейчас не стоит.

– А что так? – вмиг напрягся я.

– Ну, что вы, герр Гейман, дождитесь хотя бы, пока я выйду, - уже в открытую засмеялся пожилой немец. И так это у него заразительно получалось, что я тоже захохотал, откинув голову. А Лилька… она ж вот вообще ничего не понимала, но почему-то тоже улыбалась. Глядя на нас.