Шрифт:
— Включить свет? — спросил Дауров.
— Лучше не надо, — сказал я, — у вас вид очень красивый.
И тут же внутренне сжался, ожидая реплики о том, сколько людей по моей милости никогда этого не увидят.
Но реплики не последовало.
— Знаете, я ведь солидарен с Евгением Львовичем, — начал Дауров. — Если человек прошел курс психокоррекции, никаких претензий к нему больше быть не может. В том числе морального плана. Так что руки пожимаю, и не только вам. Ваш случай вообще уникален. Три года психокоррекции — это экстраординарно просто. Потом восемь лет абсолютно безупречного поведения.
И в итоге приговор Народного Собрания. Совершенно несправедливый! И бывший террорист безропотно едет в ссылку. И там придумывает законы для того самого Народного Собрания. Анонимно придумывает, анонимно защищает, анонимно аргументирует. И законы принимают.
— Вы и об этом знаете? — спросил я.
— Конечно, знаю.
Принесли кофе. Всем. По старинке. Стройная секретарша действительно принесла.
К кофе прилагался круассан, которому я здорово обрадовался.
— Надеюсь, без наркотика, — сказал я, отпив глоток.
— Обижаете, мсье Вальдо. Ну, зачем мне наркотик? Здесь биопрограммер за стенкой, вон за дверью.
В стене, на которую кивнул Дауров, действительно имелась вполне светская темного дерева дверь.
— Наркотик! Боже упаси! — продолжил он. — Это же вредно. Только новейшие технологии. Так что пейте спокойно, мсье Вальдо. А я все-таки свет включу. У меня подсветка, так что вид за окном ничего не потеряет.
Зажегся свет, но и вид заката стал гораздо ярче, как картинка в Сети.
— Спасибо! — сказал я.
— Пожалуйста, и давайте к делу. Что у вас случилось?
— Сегодня утром ко мне приезжал эмиссар от РАТ, — сказал я.
— Угу, ну я ожидал чего-то подобного. Минуту.
И я понял, что он отдает распоряжения кому-то по кольцу.
— У него капсула с ядом, — сказал я. — В случае угрозы задержания он примет яд.
— Не факт, что примет, — сказал Георгий Петрович. — У вас у всех были такие капсулы, но не все приняли.
— Да, я смалодушничал.
— Я читал, что вам просто не дали это сделать, СБК оперативно сработала, вас накрыли импульсом от биопрограммера, и вы потеряли сознание раньше, чем успели это сделать. Неправда?
— Неправда. Я все рассчитал, у меня были эти две секунды. Решимости не хватило.
— У Анри Вальдо не хватило решимости?
— Жить хотел, наверное. Если человек жестко на это настроен, он это сделает. Он сказал, что успеет. Думаю, у них есть методика. Он говорил, что у них свои психологи. Возможно, они готовят смертников.
— Превентивная психокоррекция для террористов?
— Да. Но он этого не говорил. Это только мое предположение.
— У вас очень интересные предположения, мсье Вальдо, — сказал он и отпил кофе.
Как-то он очень медленно и долго его отпивал. Думаю, одновременно говорил по кольцу.
— Так это вы семь часов его спасали от самого себя, — заключил Дауров.
— Да.
— Понятно. Теперь давайте по порядку и во всех подробностях.
Я пересказал наш с Филиппом разговор, опустив зачем-то его обещание обратной психокорркции и мое обещание спалить их сеть.
— Ясно, — сказал Дауров, — похоже на первую разведку, прощупывание почвы. А об убийстве, что вы знаете?
— Почти ничего. Я, конечно, подумал, что это Филипп, но ни одного доказательства у меня нет. Я потом нашел кострище, там в золе было испорченное кольцо, совершенно мертвое. Сначала я подумал, что это его кольцо, которое он уничтожил после того, как передал информацию своим.
— Угу, минуту, — сказал Дауров и, видимо, опять говорил с кем-то по кольцу.
— Так что вы подумали потом? — продолжил Георгий Петрович.
— А потом я не увидел кольца на руке у Маши. И решил, что кольцо, видимо, ее.
Дауров кивнул и снова принялся за кофе.
— Евгений Львович, на ваш адреналиновые пики его рассказ хорошо ложится? — наконец, спросил он.
— Идеально просто, — сказал Ройтман.
Из чего я сделал вывод, что его адреналиновые пики далеко не идеальны.
— Анри, — жестко сказал Дауров, — конечно лучше поздно, чем никогда. Но вы семь часов протянули! Семь! Я сейчас отдал распоряжения, сделают все возможное, чтобы найти вашего Филиппа, но это надо было делать семь часов назад. Вы семь часов назад могли все честно рассказать Евгению Львовичу. У него допуск, он бы связался со мной семь часов назад, и может быть ваша знакомая была бы жива.
— Зато мой собеседник был бы мертв, — сказал я. — и потом вы бы выбивали их по одному. Вышли — попытались взять — смерть. Еще, потом еще. Не сомневаюсь, вы бы их находили.