Шрифт:
– Значит, когда ты выбрал Гею и Галаксию, ты действовал импульсивно, а теперь ищешь причину.
– Я повторял это не меньше десятка раз.
– А я не принимала твоих слов буквально. Прости. Я больше не буду спорить с тобой об этом. Правда, я надеюсь, что могу продолжать приводить доводы в пользу Геи.
– Сколько угодно, если ты, в свою очередь, поймешь, что я могу не согласиться с твоими доводами.
– Скажи, а тебе не кажется, что эта планета постепенно дичает и, возможно, в конце концов станет совершенно необитаемой из-за того, что на ней не стало единственного вида, способного действовать как разумная направляющая сила? Если бы эта планета была Геей или, что еще лучше, если она была бы частью Галаксии, такого бы не могло произойти. Разумная сила осталась бы в единой Галаксии, и экология, как бы и по каким причинам она ни расшаталась, снова пришла бы в равновесие.
– Означает ли это, что собаки перестали бы питаться?
– Нет, они питались бы точно так же, как люди. Но питались бы они не бесцельно, а в интересах поддержания экологического равновесия в определенных рамках, без всяких случайностей.
– Утрата индивидуальности, – проворчал Тревайз, – для собак ровным счетом ничего не значит. Собаки не люди. А что, если все люди исчезнут – повсюду, а не просто на одной или нескольких планетах? Что, если в Галаксии вообще не останется людей? Сохранится ли тогда направляющий разум? Будут ли все остальные формы жизни и неживая материя способны собрать воедино свою разумность и выполнить стоящие перед ним цели?
Блисс задумалась.
– Такое, – сказала она наконец, – еще никогда не происходило. И, похоже, вряд ли произойдет в будущем.
– Послушай, но неужели для тебя не очевидно то, что разум человека качественно отличен от всех других, и, если он отсутствует, сумма всех других сознаний не сможет заменить его? Разве это неправда, что люди – нечто совершенно особенное, и говорить о них можно только в этом ключе. Их друг с другом соединить невозможно, не говоря уже обо всем остальном, к людям отношения не имеющем.
– И все же ты выбрал Галаксию.
– Да, но вот почему, никак не пойму.
– А может быть, потому, что понимал, что такое несбалансированная экология? Разве ты не понимаешь, что каждая планета в Галактике балансирует на острие ножа, и только Галаксия может предотвратить такую катастрофу, какая случилась на этой планете, не говоря уж о бесконечных страданиях людей от войн и ошибок правителей? Не в этом ли причина твоего решения?
– Нет. Я тогда об экологии не думал.
– Как ты можешь быть в этом уверен?
– Я могу не знать, что именно я предвидел, но, если потом что-то случается, я понимаю, что это действительно то самое, что я предвидел. Вот сейчас, к примеру, мне кажется, что я вполне мог предвидеть, что на этой планете есть хищники.
– Вот и получается, – улыбнулась Блисс, – что мы могли бы погибнуть из-за этих ужасных хищников, если бы не сочетание наших талантов: твоего дара предвидения и моей ментальной силы. Так давай же не будем больше ссориться.
– Давай попробуем, – кивнул Тревайз.
Сказано это было, однако, с прохладцей, и Блисс нахмурилась, но в это мгновение в каюту влетел Пелорат.
– Я думаю, – выпалил он, отдышавшись, – мы кое-что нашли.
Тревайз вообще-то не верил в легкие победы, но, как любой человек, был готов поверять тому, в чьей компетенции не сомневался. Сердце его часто забилось, дыхание перехватило, но он взял себя в руки и спросил:
– Координаты Земли? Ты их нашел, Джейнов? Пелорат несколько мгновений, не мигая, смотрел на Тревайза и вдруг покраснел и смутился.
– Нет, нет, – пристыженно пробормотал он. – Не то чтоб совсем уж так. Точнее, Голан, совсем не так. Об этом я забыл. Я нашел в развалинах кое-что другое. Наверное, ничего такого особенного.
Тревайз глубоко вздохнул и попытался успокоить друга:
– Пустяки, Джен. Любая находка важна. О чем ты хотел рассказать?
– Ну, собственно говоря… ты же понимаешь, что здесь почти ничего не сохранилось. Двадцать тысяч лет, бури и ветра сделали свое дело. Ну, а еще растения и животные вносили свою лепту в постепенное разрушение, но все это не важно. Дело в том, что «почти ничего» – не то же самое, что «ничего». Скорее всего, там когда-то стояло какое-то большое общественное здание – мы видели несколько поваленных камней или бетонных блоков с высеченными на них надписями. Трудно было что-то прочесть, дружок, ты понимаешь, но я сделал фотографии с помощью одной из тех камер, которые есть у нас на борту, – ну, знаешь, со встроенным компьютерным оптимизатором. Я не спросил у тебя разрешения взять ее, Голан, но это было очень важно, и я…
– Давай дальше, – нетерпеливо отмахнулся Тревайз.
– Я смог разобрать некоторые из надписей, и они оказались очень древними. Даже с помощью компьютерной обработки к притом, что я неплохо умею читать подобные надписи, было невозможно разобрать большинство из них, за исключением одной короткой фразы. Здесь буквы оказались крупнее и несколько отчетливей, чем остальные. Вероятно, они были высечены глубже, поскольку представляли собой название планеты. Фраза читается: «Планета Аврора», и поэтому мне кажется, что эта планета, на которой мы находимся, называется или называлась «Авророй».