Шрифт:
День сто двадцать четвёртый!
Вы продержались 123 дня!
Утром я отправил близнецов сначала удалять дорожку из крови и падали, а потом уже готовить ловушки на диверсанта. Хомяки сами откочевали в сторону, но я не сразу догадался почему. И только когда над нашим новым посёлком поднялась целая туча гнуса, я сообразил, что мы прозевали очередную пакость от наших соседей. Гнуса было очень много, и он был, похоже, сильно голоден…
Мы жгли ароматные травы, дымили кореньями и зелёными листьями. У нас слезились глаза, першило в горле, и почти все ходили с головной болью, но гнус никак не уходил… Спасли наш день от простоя вернувшиеся близнецы, которые за полчаса нашли тайники с вонючими мясистыми лепестками, которые привлекали целые тучи маленьких кровососов.
Лепестки-вонючки были собраны и отправлены в море. А мы, наконец, смогли заняться работой. Крепили фундамент, обжигали кирпичи, глину и известняк… Деревья вокруг посёлка были почти вырублены — сначала хотели таскать от залива, потому что соседи за такое варварское отношение по головке не погладят, но потом плюнули и продолжили рубить на возвышенности. Потому что наши соседи — отвратительные типы без совести и тормозов, так что вообще не жалко!..
Зданий было запланировано не очень много — всего пять домов с отдельными комнатушками под спальни, нечто вроде кухни-столовой, а ещё вместительный склад и амбар. Всё это можно было сделать без лишних сложностей. Но была в наших планах и ещё одна постройка, с которой точно придётся повозиться. А именно, большая стена вокруг посёлка. Конечно, от мелких тварей защитит и высокий забор, но потом всё равно надо будет делать полноценную фортификацию.
Однако это уже не нам делать — а тем жителям, которые сюда переберутся, ну и дежурной смене ополченцев, которая придёт на смену нынешней. А пока надо было разобраться хотя бы с забором. Вот только фундамент пришлось сразу копать под стену, чтобы потом не пришлось рушить старые постройки. В общем, я вам так скажу: масштабное градостроительство — это какой-то ад! Вот!..
Куда мотались близнецы, они нам опять так и не сказали. Но морды у гадов были довольные — совсем как у тех котов, которые гипотетически добрались до крынки со сметаной, или тех пингвинов, которые пробирались в Мыс, или тех птиц, которые сегодня решили поохотиться на насекомых у нас над головой и теперь активно гадили вниз…
— Какой восхитительно гнусный поступок! — восхищался Толстый.
— И какой долгоиграющий эффект! — соглашался с ним Вислый.
Борборыч все эти словоизлияния прекратил двумя подзатыльниками, пообещав рыжим, что если они не изловят ему хотя бы одного, самого глупенького диверсанта, над которым наш тактик собирался гнусно изгаляться как можно дольше, то он оставит их на ночь за дверью — испытывать очередное последствие восхитительной гадости на своих нежных шкурах. В общем, спать мы пошли поздно — и с тщетной надеждой, что завтра нас не ожидает очередная пакость.
День сто двадцать пятый!
Вы продержались 124 дня!
Запах!.. Он прорвался даже в мой сон и разбудил меня… Так может вонять только большая деревенская месть — сам как-то устроил соседу по даче, знаю… Кстати, в тот раз меня быстро вычислили и заставили устранять последствия. До сих пор вздрагиваю от вонючих воспоминаний…
Из дома я вылетел в надежде на свежий воздух, но, как оказалось, попал почти в самый эпицентр. Оно и понятно: всё-таки туалет у нас был в виде обычной ямы на окраине посёлка. Вот оттуда-то вся вонь и шла. Мы выкопали яму в каменистой почве, в которую ничего не впитывалось, и поставили над ней шалашик для создания приватности, а теперь оттуда лез он… Аморфный Фекалоид!.. Ей-ей, это он!.. Растёкся слегка, но вонял ещё как…
— Фу, м-м-мать! — это Дойча сбила с ног вонища. Сбила почти в прямом смысле этого слова, и он уселся на пятую точку, прикрывая пальцами нос.
— Он нас разочаровывает… — заметил Толстый.
— Это слишком банально! — поддержал его Вислый.
Встающее солнышко ускоряло брожение содержимого ямы, и всё, что было собрано непосильными трудами трёх сотен человек — всё теперь рвалось на свободу. И я начинал мечтать о кровавой расплате с нашим безымянным мучителем. Нет! Я просто жаждал!.. Я теперь только о страшной мести и мог думать…
Однако на сегодня были назначены другие «виновники торжества» — рыжие. Близнецы тяжело вздохнули, взяли два кувшина с широкими горлышками и отправились исправлять случившееся. В помощь им всё-таки выделили людей, потому что вдвоём они бы всё это вычерпывали ещё пару дней. Кто пойдёт с рыжими, определили жребием. Если честно, я и Борборыч в розыгрыше не участвовали.
К обеду свежесть воздуха была почти восстановлена, и строительные работы снова возобновились. Близнецы, разочарованные и злые, опять отправились ловить неуловимого диверсанта. А мы принялись строить первый кирпичный дом.
Ну да, кирпичам стоит дать просохнуть и после обжига. Об этом не ко времени вспомнил один из ополченцев…. Зря он это сказал — узнал про себя много нового. Конечно, никто не стал ждать. Правильно или неправильно — всё это не имеет значения, потому что, если домики развалятся лет через пять, мы, скорее всего, ничего не потеряем. Не факт, что мы вообще здесь будем жить через пять лет. Не до жиру — быть бы живу, как говорится…
Конечно, поднимать сразу целый этаж до конца мы не стали — построили на метр в высоту и перешли на следующий участок, чтобы дать просохнуть хотя бы нашему цементу. Цемент у нас был самой что ни на есть популярной марки — «На безрыбье и это цемент!», проверенной поколениями и тысячелетиями. Где-то я читал, что ещё в середине двадцатого века на госстройках использовались кустарные схемы производства, которые живы и до сих пор. Не знаю, где — а если точнее, не помню…