Он отступил снова, зацепился о какую-то ветку и упал.

И тут раздался смех.

Смех громыхал прямо с небес, как гром. Он был нечеловечески могучим, этот смех. Затих он также внезапно, как и возник, и с небес полился голос:

— Ты выдержал эту проверку, мой мальчик. Твоя доброта победила. Ты заслужил счастье.

— Господи, ты нашел меня, — прошептал Игорь, упав на колени. — Ты меня не оставил…

А голос продолжал литься с неба. Правда, это был глухой мужской голос, но когда он исходит с небес, любому покажется, будто он льется:

— Сейчас ты уснешь, потому что устал от приключений. А завтра пойдешь по этой дороге, и она выведет тебя в удивительный город, и ты по праву можешь стать одним из его жителей, и тогда наступит счастье. Потому что счастье возможно только в этом городе, только в нем. Этот город создан для счастья. Для счастья таких людей, как ты. Иди! И ничего не бойся.

Игорь стоял на коленях, ожидая продолжения. Но его не было. Странно только, как мог Бог предлагать ему остаться на этой планете, пусть даже в самом распрекрасном городе? Он прилетел открыть тайну, только смерть могла его заставить остаться здесь навсегда. И разве Бог мог не знать об этом?

Игорь поднялся с колен и с удивлением обнаружил, что все исчезли. И прыгающие, и стоящие, и атаман, и даже Джек — все.

В город он решил идти прямо сейчас: немедленно выяснить, что ж это за город такой, из которого никто не возвращается.

Но едва сделав пару шагов, Игорь понял, что у него, действительно, нет сил. Лег прямо на траву и мгновенно уснул.

Приснился Игорю отец. Отец пытался что-то сказать ему, кричал, жестикулировал. Но сын ничего не слышал, и потому лишь глупо улыбался.

Едва первые солнечные лучи, разумеется, робко, разумеется, позолотили все то, что им положено было позолотить, Игорь поднялся и отправился в путь.

Его голова была приятно пуста. В этот утренний свежий час, когда — небо! когда — трава! когда — птицы! когда… Вобщем, в этот утренний свежий час все напасти вчерашнего дня казались произошедшими не с ним, а увиденными в кино. Нельзя было себе представить, чтобы здесь, на этой совершенно земной планете, где — небо! где — трава! где — птицы! — где… Короче, чтобы именно здесь приключилось что-нибудь ужасное и трагическое.

Игорь хотел побыстрее забыть, что с ним произошло вчера и это ему легко удалось. Даже про Божественный голос с высот он старался не думать. Успокоил себя: «Бог смотрит за мной», — и пошел навстречу городу.

Город начинался сразу, вдруг, будто огромной рукой его воткнули в землю со всеми этими домами, небоскребами, башенками, церквями. И чем ближе Игорь к нему приближался — тем странней казался город.

Дома были совершенно земными, и жители, которые начали ему попадаться все чаще, без сомнения, были людьми. Но нигде на земле невозможно не то что увидеть такой город, но даже представить нечто подобное.

В городе этом безо всякой системы перемещались эпохи и стили. Здесь высились старинные — из XX века — небоскребы и еще более древние каменные дворцы. Одни улицы были выложены камнем, но стоило свернуть — появлялся асфальт, а за следующим углом — современные движущиеся тротуары. Здесь мчались машины всех марок, — начиная от самых первых, с огромными колесами, и кончая современными, едущими почти бесшумно, и тут же рядом — скользили кареты. Очень скоро Игорь понял, что люди здесь одеты в наряды едва ли не всех эпох, какие были на Земле.

Его удивляло, что проходящие мимо люди — будем называть этих существ так — кивали ему, улыбались. Будто узнавали в нем давнего знакомого.

Игорь сел на лавку, закурил трубку… Только тот, кто понимает разницу между бессмысленным курением сигареты и благородным процессом раскуривания трубки, может понять то блаженное состояние, в которое впал Игорь. Забыл, что он черт-те где, а не дома, что испытания еще наверняка не кончились, что, наконец, он ни на сантиметр не приблизился к разгадке тайны этой планеты… Игорь сидел на лавке, курил трубку и разглядывал очаровательных женщин, которые, проходя мимо, обязательно улыбались ему. И если они не были француженками, то кем же они были!

Его одиночество длилось недолго. К нему подошел человек в форме русского офицера XIX века, щелкнул каблуками, представился:

— Честь имею. Лейб-гвардии конного полка корнет князь Александр Одоевский.

— Декабрист? — удивился Игорь.

Вместо ответа Одоевский спросил:

— Разрешите присесть?

Игорь разрешил. Разумеется.

Кто такие декабристы, Игорь знал хорошо. И не только потому, что вообще увлекался прошлым. С особым вниманием он изучал судьбы тех, кто сознательно шел в историю, кто хотел стать историческим человеком. Он любил декабристов не за то, что они выступили против царя, — Игорь как раз не очень понимал, зачем это надо было делать, — он любил их за то, что они шли на смерть только ради того, чтобы их помнили потомки.