Покосившийся на свое дерьмовое тело Хорхе скривился и поспешно натянул майку, скрывая обвисшую кожу брюха.

— Выдай ей из наших запасов — кивнул я советнику и повернулся к наемнице — Дробовик и мачете?

— Возьму. Пока дают — бери. Еще вопросы, Оди? Я правильно запомнила? Ты Оди. Это Хорхе. А он Каппа. Вон тот мелкий — Камино. Остальные не из ваших.

— Верно. И да — еще вопросы.

— Я не слишком умна. Сразу скажу. И у меня амнезия. Умственных подвигов от меня не жди.

— В жопу умников. А амнезии у тебя нет — память тебе просто стерли. Тату у тебя на спине. Расскажи о нем.

— История личная.

— Совсем?

— Да.

— А если я добавлю к твоим пожиткам старый, но крепкий рюкзак, пистолет с полной обоймой и десяток патронов к дробовику.

— История не такая уж и личная… Как насчет аптечки? Пусть даже старой, но такой, что вколет нормальный обезбол, а если надо и боевой коктейль…

— Нет. Это только моим бойцам.

— Ага… — понимающе кивнула беловолосая и зыркнула в сторону внедорожника — Дорогое и редкое — только своим. А дробовиков и мачете тут хватает. Верно?

— Ага.

— У тебя револьвер лежит на бедре.

— И что?

— Редко кто выберет револьвер… Игры в барабан только для мальчишек любящих стрелять по-ковбойски. А ты вряд ли станешь палить от бедра…

— Не понял вопроса.

— Почему револьвер? Даже отсюда вижу, как идеально он вычищен.

— Револьвер — опустив глаза на бедро, я посмотрел на заряженное оружие и пожал плечами — Не знаю. Моя память стерта. Но револьвер для меня нечто большее, чем просто оружие.

— А что ты знаешь про револьверы, каппи?

— Многое. Так что насчет твоей истории?

— А как попасть в ряды твоих бойцов?

— Такой как ты — достаточно просто захотеть.

— Я хочу.

— Уверена?

— Да. Я всю жизнь ходила под кем-то. Всю жизнь выполняла приказы грамотного командира. И выжила. А когда впервые оказалась одна и решила принять самостоятельно решение… оказалась голой на металлическом столе морга ни хрена при этом не помня. Дерьмовый из меня сам себе лидер, да?

— Я сам бывал в такой ситуации. И тоже нихрена не помню. Так что не мне тебя судить. А позже, расспросив здешних, ты узнаешь — тут все такие. У всех тотальная кастрация воспоминаний. Так что тебе еще повезло, Балэни.

— Так что? Берешь?

— Беру. Но учти — с таким как я тебе работать еще не приходилось. Я не из тех грамотных командиров, кто думает только о заработке и выживаемости.

— Тогда какова цель, командир Оди?

— Называй меня лид.

— Лид — повторила она — Так какова цель?

— Найти виновного — оскалился я в мрачной усмешке — Найти того, кто виновен во всем этот мудреном вонючем дерьме.

— И затем? Убить?

— Само собой. Но не сразу… Балэни — слишком долго. Как тебя называли в прошлом?

— Ссака — тут же ответила беловолосая — Я Ссака. Я под тобой, лид?

— Да.

— Снаряга? Аптечка? Автомат? Что насчет стрельб?

— Полностью снарядим и вооружим. Еще пожелания?

— Под конец службы я была вторым помощником командира. Не знаю справлюсь ли я с этим узкоглазым — беловолосая задумчиво смерила взглядом Каппу — Сейчас точно не справлюсь, но дай мне восстановиться…

— И?

— У тебя кто круче — тот и главнее?

— Примерно так — кивнул я — Хочешь стать сержантом? Взять под себя десяток сырых бойцов?

— Хочу.

— Зачем?

— Соратники — не задумываясь, ответила она — Верные соратники. Как жопой не верти — однажды поймаешь пулю. Аптечка истощится и сдохнет, даже пробитый экз упадет и не встанет. И вот тогда надежда только на тех, кто вытащит тебя из боя, прижмет к шкуре новую аптечку, вольет тебе стакан собственной крови и поможет отбиться, пока ждете эвакуацию или подкрепление. И за годы участия в детских разборках этих игрушечных однодневных корольков я поняла — под боком всегда должно быть два-три реально верных и живучих бойца.

— Ты точно тупая? Говоришь вроде как умно…

— Я тупая. Но память хорошая. И выживать умеешь.

— Покажешь себя — будет тебе десяток.

— Есть.

— История — напомнил я — Что не так с этой татуировкой? Она выглядит живой. Особые чернила?

— Особое мастерство — покачала она головой и, проведя по растрепанным волосам, поморщилась — Надо вымыться. И заплести косы. А татуировка… ее делал он. Тот мелкий у стенки, что дважды выстрелил мне в спину. Он… этот молчаливый дебил-художник… он отсталый что ли… врачи таких как они называют особыми детьми, что живут не в нашем мире… или они говорят, что они видят мир иначе… не знаю. Но татуировку сделал он — лет через пять после той истории. И все эти десять лет он меня донимал каждый день! Мелкий сученыш! Каждый день об одном и том же — дай выбью тебе тату… мне надо нарисовать… нарисовать на твоей спине… я должен…