— Правильно, Гума! Сходи! — раздались голоса. — Ведь Эриберту тебя в тюрьму посадил, а сеньор Феликс выпустил. Он мужик хороший, с ним столковаться можно.

На том и порешили и потянулись не спеша по домам. А Гума отправился к Феликсу, но решил пойти окольной дорогой по леску и рощице, чтобы как следует обдумать будущий разговор. Ему и в голову не приходило, что люди Эриберту ведут за ним слежку.

Гума брёл не спеша, припоминая вчерашний день. Он старался вспомнить, как сцепился с Алешандре, но вспоминал только Ливию. Её милое лицо стояло у него перед глазами. Вот она с изумлением смотрит на всё, что творится вокруг. Вот самозабвенно танцует вместе со всеми. А вот как разъярённая тигрица защищает его, Гуму. Какая же она необыкновенная девушка, какая красавица!

Если бы Эсмералда знала, что в сердце Гумы для неё нет и самого маленького местечка, как бы она неистовствовала! Но что поделать? Так оно и было. Гума вспоминал Ливию, думал о Ливии, интересовался Ливией, хотел видеть Ливию и пока не понимал, что полюбил Ливию.

— Эй, парень, ну-ка остановись! — услышал он оклик, и в самом деле остановился от неожиданности.

Человек пять вооружённых парней окружили его, и Гума понял, что никакая капоэйра его не спасёт. Но он был не и з тех, кто пасует в сложных ситуациях. Напружинившись, Гума прыгнул и сбил с ног одного из парней, остальные навалились на него, и стало понятно, что живым ему не уйти. Однако в этот миг возле кучи дерущихся появилась матушка Рикардина в белом своём одеянии, и, стоило ей подойти, парни раскатились в стороны, попытались подняться и не могли, зато Гума легко вскочил на ноги. На нём не было ни синяка, ни ссадины, ни царапины, напротив, он чувствовал себя свежим, отдохнувшим, полным сил. Оглянулся, матушка Рикардина махала ему издалека рукой, а ещё его обидчики разбежались кто куда. Гума потряс головой, закрыл глаза, а когда открыл, то вокруг и вовсе никого не было. «Видно, я заснул на солнцепёке, и мне кошмар приснился», — подумал он, не зная, чем объяснить и драку, и приятную свежесть во всём теле.

А в это время подручные Эриберту с ужасом рассказывали ему, как матушка Рикардина, внезапно появившись, спасла Гуму. Эриберту от злости затопал ногами.

— Болваны! — заорал он. — Врали поганые! Бездельники! Упустили такую возможность! Продрыхли в тенёчке! Ещё один прокол — и прощайтесь с работой!

Бандиты ушли от него как побитые псы. Несмотря на угрозу хозяина, большого желания иметь дело с Гумой у них не появилось: пережитое было и в самом деле слишком необыкновенным. Все люди причала верили в Еманжу и знали, что матушке Рикардине дана большая сила. Сегодня подручные Эриберту лишний раз убедились в этом. А раз Гума — избранник Еманжи, то лучше держаться от него подальше.

Феликс посмеялся бы над подобными мыслями, счёл бы их предрассудками, суевериями. Его и прежде не интересовали эти языческие глупости, а теперь он и вовсе был занят своей предвыборной кампанией, и хотел только побыстрее прижать к ногтю Гуму, чтобы тот ему не мешал. Пришедшего к нему Гуму Феликс встретил с удовлетворением. Он надеялся увидеть Гуму-просителя, покорного и послушного, но тот держался уверенно, сохраняя чувство собственного достоинства.

— Мне кажется, что ваш сын сводит со мной счёты за вчерашнее, — начал Гума. — Сегодня у нас не купили рыбу…

Едва услышав об Алешандре, Феликс пришёл в ярость, он не забыл, кто опозорил его сына на весь причал! Но орать и топать ногами не стал. Он знал, что Гума заплатит ему настоящую цену за унижение семьи Геррейру!

— Ты слишком возомнил о себе, полагая, что префект может сводить счёты с кем бы то ни было, — ледяным тоном оборвал своего посетителя Феликс.

— Именно поэтому я и пришёл к вам, — живо подхватил Гума. — У рыбаков с причала не купили рыбу, значит, они не смогут купить хлеба и будут голодать.

— И ты просишь меня им помочь? — с не меньшей живостью осведомился Феликс.

— Я требую восстановить справедливость, — заявил Гума.

— Не голодайте, — усмехнулся Феликс, — ешьте рыбу без хлеба, и разбирайтесь с Эриберту. Раз ты можешь обойтись без моей помощи, справляйся сам. И оставь моего сына в покое. Он тут ни при чём!

Гума прекрасно понял, чего хочет от него префект, но он не собирался становиться должником Феликса, попадать к нему в зависимость, служить его интересам.

— Мы-то справимся, — заявил Гума. — Но мне казалось, что вам понадобится наша помощь, и поэтому вы…

— Я, как ты, не люблю быть должником, — отрезал Феликс. Но последнее слово должно было остаться за ним, и он приказал: — Иди!

Гума улыбнулся: префект своей собственной рукой подписал решение, о создании кооператива. Тем лучше. Гума ушёл с миром и покоем в душе. Думал он только о том, где взять деньги.

Отасилиу посмеялся над Дулсе, когда она пришла к нему за деньгами для рыбаков.

— О, святая простота и невинность! Ты в своём уме, детка? — спросил он сестру. — За кого ты меня принимаешь? Вот если бы я задумал организовать партию против префекта, тогда милости просим! Я бы стал искать для них деньги. Но я в команде Феликса, он кормит меня и мою семью и никаких действий, которые могли бы ему повредить, я предпринимать не собираюсь.

— Твою семью кормят, а на другие семьи тебе наплевать? — возмутилась Дулсе.