— Жива? Меня видишь? Что-то болит? — засыпал меня вопросами крупный пожилой мужчина, присевший возле меня на корточки. — Хотя, прости. Глупые вопросы задаю. Не волнуйся, дочка, все будет хорошо.

И он осторожно, но цепко стал ощупывать мои ноги, пытливо глядя мне в глаза, согнул-разогнул ноги в коленях, осторожно проверил, двигаются ли они в тазобедренных суставах.

— Ну и отлично, жар-птица ты наша.

А я смотрела на мужчину во все глаза и не могла вздохнуть.

Сколько себя помню, еще с далекого детства, у меня была мечта — встретить своего папу. Я даже в трудные жизненные моменты кричала не "мамочка", как это делали остальные люди. Я вопила "папочка". Мамуля моя недовольно хмурилась, но меня не поправляла. Чуть повзрослев, я перестала приставать к ней с вопросами об отце — я видела, как болезненна и неприятна для нее эта тема. Так что от отца у меня осталась дивная приставка к фамилии — Чутха, и глупая надежда все же почувствовать на себе отцовскую если не любовь, то хотя бы заботу.

Так что, услышав от совершенно чужого мужчины ласковое "дочка", я разрыдалась.

— Александр, что же делать? — испуганно всплеснула руками красотка.

— Все в порядке, Элиза. Это нормально. Чувства и память восстанавливаются в последнюю очередь.

— Не плачь, деточка, — утешал меня мужчина, словно пушинку подхватывая на руки. Будто и не было на его руках ноши, он бодренько, несмотря на свой возраст, поднялся по одной, спустился по другой лестнице и понес меня по тому самому коридору, по которому еще недавно гнали меня два кошака.

Женские каблучки бодро цокали рядом, а позади слышалось сопение юных льва и тигра.

Меня внесли в огромную, невероятно огромную светлую комнату и уложили на мягкий кожаный диван.

— Элиза, ты распорядилась, чтобы подготовили гостевую комнату?

— Ох, прости, милый. Я что-то растерялась, — проворковала она нежным голоском, а затем совсем не по-женски, а грубо, по-звериному зарычала. Вдалеке послышались торопливые шаги, хлопанье дверями.

Это она так распорядилась?! Папочка, куда же я попала!

Вероятно, последние слова я сказала вслух, потому что "милый Александр" тотчас повернулся ко мне.

— Папа? Кто твой папа, детка? Как его найти?

Разве можно такие вопросы задавать испуганной сиротке? Я снова заплакала. Непривычно участливое обращение со мной определенно выбило меня из колеи. А еще мне так стало обидно — я здесь лежу одна, а у них семья такая… такая… Я пуще прежнего зарыдала, и понимая, что словами объяснить причину своей истерики не могу, попыталась объяснить жестами. Руки стали понемногу меня слушаться, и я тыкала сжатым кулачком в портреты, висевшие на стене — нежно прильнувшие друг к другу Элиза и Александр, их дети — лева и тигряша, так похожие на них в человеческом обличии. Правда, мужчины, грозно смотревшего с еще одного портрета, сейчас в комнате не было, но его сходство с Александром было очевидно.

Икая, слезливо что-то бормоча и тыкая в портрет неизвестного, я попыталась объяснить, как меня тронуло сходство отца и сына.

— Ох, папочка, как он похож на вас, — наконец я смогла четко сформулировать то, что так меня растрогало.

— Папочка? — недоуменно переводил пожилой мужчина глаза с меня — на портрет неизвестного, и обратно. — А что это у тебя?

Он осторожно, но настойчиво взял меня за непослушный кулачок и разогнул сопротивлявшиеся пальцы. Вынув листок из моей ладошки, он внимательно рассматривал изображение, поглядывая на меня и все больше хмурясь. Я не видела, что там было изображено, я вообще еще не успела рассмотреть доставшийся мне дневник бабули.

Он показал листок Элизе, на лице которой тотчас вспыхнул легкий румянец, а глаза, опушенные густыми ресницами, удивленно распахнулись. Парни тоже заглянули в листик, и стали довольно скалиться и пинать друг друга локтями.

— Откуда это у тебя, милая?

— Это наследство. От бабули осталось.

— Ты сказала "папочка"?

— Папочка, — кивнула я. И уже хотела рассказать им о своей глупой привычке, да Элиза бросилась мне на шею. Она меня тискала, обнимала, гладила и целовала.

— Девочка моя, что ж ты сразу не сказала?

Вопросы сыпались один за другим, повергая меня в шок и не давая спокойно вздохнуть. Из-за ее поцелуев, конечно.

— Когда ты видела последний раз отца, детка? — задал вопрос Александр.

Он так сурово супил брови и растерянно смотрел то на меня, то на жену, что я поняла, что мой ответ был очень важен для него.

— Никогда, — пропищала я.

Что вообще происходит?

— Ма, так вот почему она схватила фотоальбом Дена! — лева похлопал свою ма по плечу. — Папика своего узнала!

— Да я уже это поняла, — ма умильно смотрела на меня, приглаживая мне растрепавшиеся волосы.

Что-то такое они поняли, что все еще не могла понять я.

— Приор Александр, — Элиза вдруг официально обратилась к своему мужу. — Нам нужно немедленно поговорить с нашим старшим сыном.

Братья за спиной родителей восторженно перешептывались, поглядывая на меня. Я отчетливо слышала из их уст такие знакомые для меня выражения, как "люлей получит", "уши оборвет", "волшебный пендель"