— Быстрее, — его уже потрясывает от нетерпения.

Между деревьев тенистой полянки растянуты цветные веселые гамаки. Отсюда пляж не виден, и мы тоже останемся не заметны. Меня тащат к самому краю, где у зеленой стены притулилась белокаменная, обвитая плетистыми розами беседка.

На прямом солнце эти нежные цветы долго бы не выжили, а здесь поднялись вверх на полных три метра, почти полностью перекрывая пространство между столбами, поддерживающими куполообразную крышу. Аромат сильный, и вид в целом романтический, словно ландшафтный дизайнер сажая растения, вдохновлялся старинной открыткой на Валентинов день.

— Может пойдем в дом? — безнадежно предлагаю я, подозревая, что просто поцелуями на свежем воздухе мы уже не обойдемся.

— Когда нас могу застукать, ты слаще реагируешь.

Марк отбирает у меня сумку вместе со скрученными в рулон полотенцами. Я ими пытаюсь шутливо от него отбиться, но куда там. Наши силы неравны, да и новый поцелуй на пороге беседки работает словно контрольный выстрел.

Я таю.

Сама не понимаю, как, но через минуту я сижу на гладкой деревянной скамейке, а все вещи валяются под ней.

— Котенок, готовься. Я тебя буду соблазнять, — сообщает Марк. — Стриптиз! Только для тебя.

Он в шлепках и еще мокрых плавках — шортах, поэтому я не сразу понимаю, в чем именно будет заключаться обещанный стриптиз. Моего золотоволосого Аполлона не останавливают такие мелочи, как нехватка снимающихся предметов. Он медленно, красуясь, скидывает обувь. И, напевая низким, бархатистым голосом, начинает потягивать от себя резинку пояса.

Ему не обязательно музыкальное сопровождение, чтобы от мелодичных мурлыканий перехватывало дыхание. Я не раз слышала, как на выступлениях Марк останавливал своих парней и пел а капелла, а в зале начинали нервно рыдать от счастья.

— Единственная моя, — выводит Марк, — я знаю, ты не горишь как я. Но моей жаркой любви хватит на нас обоих, родная.

Это его новая песня, она не о нас, но пусть напевает, потому что мелодия до одури красивая, и каждое слово ластится по коже и рассыпается искрами до мурашек.

Мою ладонь нежно целуют в линию судьбы и кладут на живот, там, где у Марка каменно — твердые мышцы пресса. Он в деланном изумлении распахивает глаза, по сантиметру опуская мою руку вниз под ткань.

— А ты любишь шалить, — скалит белоснежные зубы. Поддавшись вперед и прижимаясь к моим пальцам гладкой, горячей, пылающей словно полуденное солнце головкой. — Я еще не разделся, а ты спешишь. Неужели так сильно меня хочешь?

Я фыркаю. И получаю новый, сильный, головокружительный поцелуй, просто сминающий губы.

А внизу тыкается в руку, нетерпеливо рвется вперед член, несгибаемый и упрямый в достижении целей. Точно такой, как его хозяин.

Когда — то встретив меня в коридоре университета, он развернулся и просто пошел следом. Довел до аудитории, выяснил преподавателя. К вечеру младший Бекендрф знал на каком курсе я учусь и вообще кто я такая. Его не остановили ни моя простоватая внешность с полным отсутствием косметики на лице, ни первые недели игнорирования, когда я никак не могла понять почему неизвестный парень прицепился ко мне как банный лист.

Он встречал меня утром, внезапно возникал днем и подпирал дерево под окнами общежития по вечерам. Неостановимый в убеждении, что я его девушка и мне нужно лишь время, чтобы это осознать.

Я оценила Марка только после долгих настойчивых ухаживаний и первого, робкого и очень нежного секса.

Если смотреть на него со стороны, на машины, которые он менял по настроению, на гомонящую свиту, которая постоянно сопровождала его в университете, на иронично — презрительное выражение лица, редко покидавшее его внутри учебных стен, никогда не заподозришь насколько чутким Марк умеет быть.

Теперь — то я знаю, что расставание с девственностью может пройти в процессе долгого дурманящего удовольствия и в угаре крышесносных поцелуев.

— Эй, ты где витаешь? — он укоризненно качает головой. Отодвигается и грозно командует. — Смотри, мечтательница, только на меня. Вот он я, твой принц. Запомни и не перепутай.

— А где конь? — нагло интересуюсь я.

— Уже гарцует! Готовься, сейчас его увидишь!

Отходит на шаг и, напевая без слов, начинает медленно разворачиваться спиной, продолжая играть с поясом плавок. Вот они спускаются вниз, открывая накачанные крепкие ягодицы с двумя крошечными ямочками на самом верху.

— Это не конь, — пытаюсь продолжать игру, но в голосе — подсевшие нотки.

Хорош.

— Жеребец уже на подходе, — Марк оборачивается через плечо и белозубо скалится. — Надо его срочно позвать. Как Деда Мороза, чтобы пришел праздник. Ну — ка, быстро погладь меня, пусть поторопиться.

Я протягиваю руку и касаюсь мускулистых ягодиц, глажу. Это медитативное занятие, но он долго не выдерживает и разворачивается, так и не спустив плавки впереди.

Парео легкое, из полупрозрачной ткани, с широкими прорезями по бокам. Марк запускает в проемы руки, развязывая тесемки купального верха. Стаскивает его, сбрасывая по пол беседки, и сжимает грудь, с удовольствием наблюдая за своими руками, действующими под кисеей.