Шрифт:
Постоянным политическим приемом большевиков была беззастенчивая апроприация идей и лозунгов своих политических противников. Так, например, большевики во многом присвоили аграрную программу эсеров. То же произошло и с идеями в области национального строительства: большевики широко использовали идеи национально-территориальной автономии, которые разрабатывали австромарксисты. В СССР были созданы многочисленные национальные территориальные автономии вплоть до таких мелких, как национальный район, национальный поселковый или сельский совет. Именно следование этим идеям привело в 1920-х годах к созданию еврейских автономных районов на Украине и в Крыму, а в 1930-х – к созданию Еврейской автономной области на Дальнем Востоке.
В поддержке аграрной колонизации, прежде всего на Украине и в Крыму, приняли участие еще несколько «персонажей» монографии Рабиновича, а именно Общество ремесленного труда (ОРТ), Еврейское колонизационное общество (ЕКО) и, в первую очередь, «Джойнт» в лице своего специально созданного филиала «Агро-Джойнт». После 1932 года, когда усилия еврейской колонизации были переориентированы на Дальний Восток, все эти организации покинули СССР – кроме Всемирного ОРТа, который продолжал сотрудничать со своим советским филиалом вплоть до перехода СССР к режиму полной автаркии в 1937 году. Существенно и то, что сотрудники этих международных организаций были поголовно выходцами из России, успевшими активно поучаствовать в тех процессах, которые описаны в монографии Рабиновича.
В то же время для советской власти оказались востребованы идеи Бунда (еще одного заклятого врага большевиков) о создании образовательной и культурной сети для евреев как для дисперсного меньшинства. Обширная сеть школ (более 1200) с преподаванием на идише работала в СССР до 1938 года, причем не только в городах и местечках бывшей черты оседлости, но и далеко за ее пределами, например в Москве и Ленинграде. Кроме школ, существовало множество других образовательных (техникумы, рабфаки, еврейские педагогические институты), политических (газеты, пропагандистские журналы), хозяйственных (еврейские колхозы и артели) и культурных (литературные журналы, театры, музеи, издательства) еврейских институций.
Эта ситуация, конечно, не была уникальной. В первые двадцать лет своего существования советская власть создавала аналогичные образовательные и культурные институции для всех меньшинств, не только обладавших своей этнической территорией, но и дисперсных: немцев, поляков, цыган и т.д. Было бы интересно обсудить, насколько автономистские идеи повлияли на конкретные решения, предпринятые в области национальной политики в СССР. Это национально-культурное строительство закончилось только в 1938 году в связи с резким изменением политики в отношении дисперсных меньшинств. С тех пор все «национальное» в СССР стало жестко привязано к соответствующим национальным республикам, союзным и автономным.
Конечно, никакой политической автономией еврейские культурные и образовательные институции не обладали. Финансировались они в основном не за счет самообложения, а из государственного бюджета. Тем не менее эти институции образовывали некоторое подобие сетевой структуры, прежде всего за счет существования Общества землеустройства евреев-трудящихся (ОЗЕТ). ОЗЕТ, созданный как общественная организация в интересах аграрной колонизации и взаимодействия с международными еврейскими организациями, превратился фактически в «министерство по еврейским делам» и одновременно в своего рода «протообщину». Его отделения существовали во многих городах и регионах Советского Союза, а также на предприятиях, в учебных заведениях и т.п. Члены ОЗЕТа сдавали членские взносы. ОЗЕТ не только исполнял свои профильные обязанности, связанные с аграрной колонизацией, но также занимался борьбой с антисемитизмом, популяризацией еврейской культуры, медицинским обеспечением переселенцев и многим другим.
Наконец, существенно и то, что многие деятели советской еврейской культуры и политики имели «автономистское» прошлое, которое не могло не сказываться на их советской деятельности. Самый яркий пример – это, несомненно, Моисей Литваков (1875–1937), один из важнейших еврейских деятелей в СССР, главный редактор «Дер Эмес» («Правда»), главной советской газеты на идише, выходившей в Москве. Дореволюционная политическая деятельность Литвакова не менее впечатляюща. Он начал как последователь Ахад га-Ама, но уже в 1904 году стал членом ЦК Партии сионистов-социалистов. В годы Первой мировой войны занимался организацией помощи еврейским беженцам, участвовал в посвященном этой проблеме межпартийном совещании в Петрограде (1916). После Февральской революции играл важную роль в создании Объединенной еврейской социалистической рабочей партии (Фарейникте). В 1921 году Литваков вступил в ВКП(б) и стал руководителем евсекции при Московском комитете партии. Деятелей с такой биографией было немало среди руководителей советской еврейской политики и культуры. Полагаю, что их дореволюционное прошлое не могло не сказываться на их советском настоящем.
В 1938 году еврейское образование в СССР было свернуто, а еврейская культурная активность резко сокращена. Но во время Великой Отечественной войны были созданы Еврейский антифашистский комитет (ЕАК) и его печатный орган газета «Эйникайт» («Единство»). Задачей ЕАК было взаимодействие с зарубежными еврейскими общинами и организациями для получения от них помощи на нужды сражающейся Красной армии. Однако очень скоро ЕАК стал заниматься помощью еврейским беженцам, а его деятельность стала напоминать деятельность ЕКОПО во время Первой мировой войны. Более того, именно по инициативе ЕАК была подготовлена «Черная книга» (сборник материалов о зверствах нацистов на оккупированных территориях). Все это походило на усилия Дубнова по сбору материалов по антиеврейскому насилию во время Первой мировой войны. Деятельность ЕАК, трагически завершившаяся арестом (в 1948–1949 годах) и казнью (12 августа 1952 года) членов его президиума, стала последним проявлением еврейского автономизма в СССР.
Идеология общинного строительства имела «долгое эхо» в СССР, но оказалась вне поля зрения Саймона Рабиновича. Подлинный научный интерес и мастерство исследователя автор монографии проявил, обсуждая богатый событиями период между Первой русской революцией и Октябрьской революцией. Вся еврейская политическая и культурная жизнь в Российской империи этого периода рассмотрена им сквозь призму идей Дубнова о внетерриториальной национально-персональной автономии. Такой подход, безусловно, обеспечил стройную внутреннюю логику историографического нарратива.