Шрифт:
Мы уже вторые сутки находимся в Париже, а мама так и не позвала меня в их особняк. Только лишь СМСку отправила, что неотложные дела вновь завладели всем ее свободным временем. Так как папа сейчас в отъезде, все, что связано с каким-то их благотворительным фондом, полностью на ней. Она всем занимается. Конечно, это очень благородно помогать людям, попавшим в беду или заботиться о бездомных животных. Только вот могла же она выкроить хоть один часок, чтобы просто позвонить своей дочери, узнать, как у нее дела, спросить, не случилось ли у нее чего. А ведь мне так хочется рассказать ей обо всем. Поплакать на ее плече из-за того, что со мной чуть было ни произошло, что я чуть было не стала жертвой изнасилования одного подонка. Если бы не помощь в лице моего «парня», все бы могло закончиться не столько радужно. Не находилась бы я сейчас в этом лофте, а ехала бы в больницу за медицинской помощью, где меня бы осматривали во всех сторон. Делали бы снимки для полиции, которой предстояло все рассказать. Только толку от них никакого — Сэм Вейл имеет связь по всему свету. Он мог приплатить вышестоящим органам власти, и дело закрыто. Изнасилования — нет. Все случилось по обоюдному согласию. Якобы жертва любит грубый секс в отношениях.
Прислоняюсь пятой точкой к стоящей в углу стиралке, упираюсь ладонями в согнутые коленки и перевожу дыхание. Тело пробивает дрожь, но это не от холода, а больше от страха. От того, что со мной могло случиться. От того, в каком положении я могла оказаться. Ведь еще пару минут… Этот Вейл бы тогда… Издаю еле слышный крик. Больше похожий на отчаяние, что рвется из груди, который властвует надо мной. Ведь никогда даже в мыслях не было, что со мной могло все это приключиться.
Встреча с Моник, совместная комната с Денисом, поход на вечеринку, попытка изнасилования, спасение Соболевым, наше препирательство. Окончание — Александрина Догелева в одиночестве подпирает задницей стиральную машину. Скрываясь ото всех только лишь потому, что с парнем немного поссорилась и убежала от него в одном нижнем белье. Показала ему свой характер. Да и он тоже паинькой не был. Первый начал насмехаться надо мной, говорить какие-то гадости, которые спустить я ему никак не могла. Просто взять и не ответить на его слова я не могла. Никогда не могла. Своеобразная такая привычка стала, от которой нужно избавиться. Немедленно. Но для начала стоит выйти из этой комнаты. Зайти в ванную и привести себя в порядок. Ведь выгляжу я не самым лучшим образом. Наверное, смахиваю на самую настоящую Бабу Ягу. Только без метлы и ступы. Вот от этого образа и нужно избавиться.
Перевожу дыхание (в сотый раз, наверное), провожу рукой по спутанным волосам. Открываю дверь и выхожу в коридор, оглядываюсь по сторонам. В лофте подозрительно тихо. Не слышно галдящих людей с нижнего уровня, из гостиной. Словно весь дом умер в одночасье. Очень странно. Не могли же уйти куда-то, не предупредив меня. Вида бы обязательно ворвалась ко мне в комнату и утащила за собой, но вместо этого она, похоже, исчезла вместе с остальными жильцами нашего временного прибежища.
Проверить помещение все же стоит. Именно поэтому направлюсь к лестнице, дабы спуститься в нашу гостиную. Только резко останавливаюсь, когда слышу чей-то приглушенный шепот. Сначала мне кажется, что это Артур разговаривает, этот парень любит пошептать. Особенно Виде на ухо, от чего та в восторг приходит. Потом даже со мной делится теми вещами, о которых он ей говорит. Неужели, вот и сейчас они вдвоем уединились и решили немного…пошалить? Если это так, надо незаметно мимо них пройти. Не хочу встревать в их…игрища.
Практически поравнявшись с парочкой, что показалась мне сначала Видой и Артуром, я буквально прирастаю к тому месту, где остановилась. По нескольким причинам. В роли парня — Денис Соболев. В роли той, которой шепчут — Стефания Павлова. Руки над головой, а юбка задрана, ноги широко расставлены. Между ними рука молодого человека. Моего-мать-его-молодого-человека.
За несколько секунд меня охватывает целая гамма чувств: гнев, злость, отвращение, презрение. А когда этот урод попросил или скорее приказал ему ответить, я просто не выдержала. Не смогла язык за зубами удержать. Назвала его дерьмом, что даже вполовину не является правдой. Ведь он даже хуже. Самый настоящий мудак. Мерзавец. Ублюдок. О чем я ему и говорю. Пытаясь пройти мимо него, чтобы больше не лицезреть его физиономию. Надо было врезать ему и этой суке Стефе. Да только руки марать не хочется.
Но вот не тут-то было. Я даже пары шагов не успею сделать, как меня грубо хватают за руку и начинают куда-то тянуть. Сопротивляюсь, кричу что-то неразборчивое. Даже пытаюсь с ноги его ударить — все бестолку. Я просто оказываюсь перекинутой через плечо. Через пять секунд Денис заходит в комнату, которую мы с ним делим, поворачивает ключ в замке, разворачивается к кровати, на которую грубо меня кидает. После чего снимает с себя футболку и забирается ко мне. Думая, наверное, что я не попытаюсь сбежать от него. Этот ублюдок не на ту напал.
Глава 20. Это конец?
Александрина Догелева
Никогда не испытывала внутри себя такое чувство по отношению к другим людям, как потребность в убийстве. В изощренном, жестоком убийстве. Таком, чтобы моя жертва страдала, мучилась, билась в конвульсиях от боли, не зная покоя. Попытать, продлить страдания, а после последовать милосердию — убить. Просто лишить жизни, отнять у человека. Превратиться в какого-то преступника, про которых Вида так любит смотреть в детективах, а потом пересказывает мне. Или мы вместе с ней смотрим иногда, так что я осведомлена о некоторых способах жестокости. Которую так хочется применить к этому уроду — Соболеву, что затащил меня в комнату, запер чертову дверь и даже майку снял.
Неужели, он решил, что я буду сейчас трахаться с ним? После того, как застала его и эту шлюху Стефу вместе. Как он трогал своими руками ей между ног. Как говорил ей пошлости, и чуть было не раздел, несмотря на то, что все наши друзья находились в лофте. Денису так на всех вокруг, кроме своей собственной персоны, наплевать — кого хочет, того и трахает. А вот эта тварь Павлова — самая настоящая сука! Ее бы я, следуя своему плану убийцы, заперла в каком-нибудь подвале и пытала. Пытала. Пытала бы до бесконечности, пока она не сдохнет. Ведь как можно встречаться с одним человеком, а раздвигать ноги совершенно перед другим? Перед братом своего парня?
— Вот ты ей об этом и скажи, Рапунцель, — голос Соболева врывается в мое подсознание, а ухмылка на лице говорит о том, что я, мать его, сказала свои последние слова не про себя. Не мысленно, а вслух. Поведала ему о том, что творится у меня в голове. — Ты же мечтаешь заполучить Артема Агеева, а встречаешься с его старшим братом. Даже текла и трахалась именно с ним. Не сберегла себя для любимого человека, — в театральном жесте прижимает руки к сердцу, будто я его своими словами больно ранила. Придурок!