— Да на Колыме просто курорт по сравнению с китайскими деревнями. В браконьеры идут не от природной склонности к преступлениям, а от нищеты и бескормицы. Не смотрите на парадный фасад Китая, они в рекламных целях ещё и не то наврут.

— И вы этих нищих под нож?

— Чужих нищих, Владимир Владимирович. И потом, это же Восток, где уважают право силы. Посадил преступника в тюрьму — ты слабый, и с тобой считаться не стоит. Расстрелял его — ты сильный и уважаемый. Покажем расстрелы в прямом эфире, и весь мир ахнет. Половина от страха, а половина от зависти.

— Как знаете, Глеб Егорович.

Президент поставил чашку с остывшим кофе на стол, и улыбнулся:

— Я пошутил. Расстреливать не будем, но прямой эфир Мосфильму всё равно закажу. Массовку из калмыков и казахов наберут, грим соответствующий, спецэффекты, озвучка качественная… Да и холостые патроны немного дешевле боевых.

— Но мир всё равно ахнет?

— А куда он денется? Но мысль про войну между двумя Кореями мне всё равно нравится.

— Откуда такая кровожадность, Глеб Егорович?

Жеглов стёр улыбку с лица и тяжело вздохнул:

— Это не кровожадность, Владимир Владимирович. Это инстинкт самосохранения и пошлый рационализм.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Нет здесь ни второго, ни третьего смыслов. Если вы сейчас уйдёте в свой мир, то нас сожрут. Всю страну сожрут, не только меня. Мне на свою жизнь наплевать, но вот остальных жалко. Наши «вероятные друзья» в конце концов выкарабкаются из той помойки, куда вы её засунули, и с удовольствием припомнят все обиды. Ещё и новые придумают. Или считаете, что беспорядки в США будут продолжаться вечно? Нет, Владимир Владимирович, этого не будет. У них когда-то уже была гражданская война, из которой государство вышло сильнее, чем до неё.

— Но причём тогда война в Корее?

— Больше хаоса, хорошего и разного! Я бы и остальной мир поджог к чертям собачьим, оставив Россию островком спокойствия и благополучия в бурлящей помойке. Э-э-э… в бушующем море мировой политики, если красиво сказать. Вы думаете, Владимир Владимирович, нам нужны новые территории, внезапно свалившиеся на нашу многострадальную голову?

— Империя должна расширяться.

— А мы и будем расширяться, но не наружу, а внутрь. Половина страны с печным отоплением сидит, а мы новым жителям пенсии на блюдечке? В задницу пусть идут! Империя в 91 году определилась в естественных границах, и это лучше, чем добровольное донорство в пользу кровососущих насекомых. Здоровый государственный эгоизм должен стать основой нашей политики. Кое-что для удобства и спрямления границ мы присоединим, и на этом всё.

— Но все эти Финляндии, Монголии, Польши и прочие Прибалтики?

— Померла так померла! — отрезал Жеглов. — В карантин за ближайшие сто лет с запретом выезда за пределы карантинной зоны.

— А налоги?

— Налоги — это святое. Их пусть платят в обязательном порядке. Но всё остальное за свой счёт, за исключением армии.

— Зачем им армия?

— Я про это и говорю. Лук и стрелы для внутреннего потребления сделают сами, а от внешней угрозы мы защитим. За отдельную плату, разумеется.

— Вы за всемирный феодализм, Глеб Егорович?

— Оно бы неплохо, — вздохнул Жеглов. — Но разве получится?

— Есть у меня одна мысль, — я поймал мгновенно заинтересовавшийся взгляд президента. — Напомните мне чуть позже про дистанционный пульт управления.

— Управления чем?

— Потоками энергии.

— Так я же не колдун.

— Пользование электрической лампочкой не делает вас электриком?

— Вы хотите сказать…

— Обычное техническое устройство для управления энергетическими потоками. Не сложнее вашего телефона.

— И я смогу погасить все лампочки в Нью-Йорке?

— Это по желанию. Хотите все, хотите через одну.

— Душу взамен берёте? Готов расписаться кровью хоть сейчас.

— Зачем мне ваша душа, Глеб Егорович? А вот список необходимого вооружения для своего полка я предоставлю.

— Договорились. И когда?

— На коронацию подарю. Устроит?

— Вполне, — кивнул президент. — А если вам придётся отправиться за принцессой?

— Тогда и решим вопрос. Сразу после ритуала и решим.

— Уходим в Москву?

— На Красную площадь.

Москва. Красная площадь. Шесть часов спустя

За четыре года службы по контракту сержант Лёха Иванов привык ничему не удивляться. Это же армия, и здесь может произойти то, что в принципе произойти не может. Какие законы физики, какие законы логики, о чём вы? Суть армейской жизни непостижима и непознаваема любыми традиционными методами кроме личного опыта и взгляда изнутри. Да и то в большинстве случаев нужно не понимать, а привыкать исполнять приказы.