Именно такой и должна быть ши: с широко разведёнными ногами, с задом, открытым для порки или случки, с вываленными, покачивающимися сиськами. И низко опущенной головой.

Я вторгся внутрь одним рывком и она коротко всхлипнула. Но тут же заставила себя замолчать.

До того тугая и мокрая, что меня затрясло, чувство распирания внизу стало болезненным.

Эта ши, будь она проклята, особенная!

Ни у кого больше нет такого лона. Раз побывав в таком, уже не забудешь. Словно тонешь. Причём сам, по своей воле. Так же, как в её глазах. Именно поэтому я решил трахнуть её сзади.

Отыметь, как шлюху, как секс-игрушку.

Грубо. Грязно. Бесцеремонно.

Когда я задвигался, она не издала ни звука.

И это взбесило!

Я принялся бить бёдрами так, словно хотел, чтобы проклятая ши испустила дух.

Вколачивался, вбивался, безжалостно сминал её бёдра, орудовал в ней, как и положено захватчику. Завоевателю. Господину.

Я не сразу понял, что она кричит. Бешеный ритм сердца так стучал в висках, кровь бурлила, норовя разорвать изнутри, что на какое-то время я оглох и ослеп. Но двигался всё так же яростно и исступлённо.

А потом словно издалека стали доноситься крики.

Поначалу я принял их за мольбы.

Я снова ошибся.

Ши кричала от удовольствия.

Прислушавшись к ней, я понял, что она балансирует на самой тонкой, самой острой грани из возможных: удовольствия и боли. Ненависти и всепоглощающего желания.

Она давно сползла бы на простыни, руки больше не держали её, ноги дрожали и разъезжались. Я держал её бёдра практически навесу. Насаживал её на себя со свей яростью, на которую был способен, в то время, как она замерла, елозя щекой по простыне.

Я не собирался удовлетворять её, ещё не хватало заботиться об удовольствии шлюхи…

Но она каким-то образом опередила меня.

За мгновение до того, как мир взорвался чистой похотью, она утробно застонала и забилась в моих руках, сжимая изнутри мой член, выдаивая меня до капли.

Кажется, мир качался. Кажется, я с трудом удержал равновесие.

Разрядка, о которой мечтал все эти годы, которую могла дать лишь она, оглушила.

Должно быть, я отключился ненадолго, потому что пришёл в себя уже на кровати. Я лежал на боку, сжимая ши в объятиях, как самую большую драгоценность в мире.

Что ж. Женщина, отхватившая немалый такой кусок твоего состояния и в самом деле стоит дороже других.

Но она всё мне вернёт. Всё и даже больше.

Она слабо запротестовала, когда я принялся освобождать её от обрывков одежды.

А когда удержал её на спине, разводя коленом бёдра посмотрела своими широко распахнутыми глазами. На длинных ресницах дрожали слёзы. Ночные огни отражались в них и казалось её зрачки окружены звёздной пылью.

Её губы были искусаны в кровь. Глупая девчонка держалась, чтобы не кричать, до последнего.

Это ничего. В эту ночь она не раз ещё закричит.

Так громко и так сладко, как это надо мне.

Я вышла из омывальной, кутаясь в пушистое полотенце. За эти несколько секунд успела пожалеть, что не держу в ванной халаты. Просто предпочитаю ходить до шкафа голой. Кто ж знал, что в моей комнате, куда есть вход только Ша-Миа, обоснуется проклятый захватчик.

Я думала, не переживу этой ночи. И причиной тому - вовсе не его грубость, не дикий темперамент, не принуждение…

Удовольствие. Наслаждение. Пламенное, кипучее, бесстыжее. До невозможного безнравственное и распутное. Безграничное, всепроникающее. Подчиняющее твои мысли, чувства, желания… Берущее в плен действия и реакции. Оказывается, удовольствие тоже может быть наказанием.

Доказательством, что ты не принадлежишь себе. Зависишь от того, кто тебе его дарит.

Проклятый шэ-арец!

Я думала, невозможно ненавидеть его ещё больше!

Этой ночью он заставлял меня кричать. Он слушал мои крики, мои стоны, мои мольбы.

Я просила ещё, я просила сильнее, быстрее, жёстче!

И я ненавижу себя за это. А его ненавижу всем существом, всей своей сутью.

– Ты очень красивая, когда не наносишь краску на лицо.

Голос захватчика заставил замереть, поверг в ступор. Я-то думала, он ещё спит.

Шэ-арец (боги, мы провели вместе две таких длинных ночи, а я до сих пор не знаю его имени!) откинул простыню, встал, играя мускулами и приблизился ко мне совершенно обнажённый.

Тело тут же отреагировало. Живот свело сладкой судорогой, соски затвердели, заныли, а между ног стало мокро.